Триксий не захотел будить своих домочадцев.
– Тише ходи, Писец! Не хватало ещё разбудить Геру! Тебя проводят в рабские покои. Утром придёшь в триклиний!
Я кивнул, и меня повели в помещение для рабов.
Рабы Триксия жили в отдельном здании. Оно было небольшим, но с колоннами, и тоже было украшено фресками, а на крыше его стояли статуи животных. Я удивился такой заботе Триксия о рабах, но вида не подал.
Женщин держали в отдельности, в мужчинам отводились две комнаты. В одну из них меня и привёл раб.
– Будешь спать здесь, – сказал он.
На соседних кроватях храпели рабы, но моя была устлана сеном.
– Как тебя зовут? – спросил я своего проводника.
– А тебе не всё ли равно?
– А как же…?
– Я хочу спать!
Я не стал мучить доброго раба расспросами, потому что и сам хотел уснуть.
Утром, как по команде, все рабы повскакивали со своих кроватей и разбежались.
Я тоже последовал их примеру, умылся и отправился в триклиний.
Там молодые рабыни накрывали на стол. На меня они смотрели с любопытством – видать, я им понравился.
Марцеллус захотел с ними заговорить, но в этот момент в комнату вошла женщина.
На вид ей было около пятидесяти, и она когда-то была красавицей. Хоть женщина и была одета в богатую тунику и носила сложную причёску, но её добрый взгляд меня напугал. А ещё у неё были сандалии с железными накладками поверх ступни – я такие видел первый раз и не понял для чего они нужны.
Рабыни мигом убежали из триклиния и оставили меня наедине с хозяйкой.
– Кто такой? – спросила она низким голосом.
– Писец.
– Раб?
– Раб.
Хозяйка подошла ко мне и выдала больную затрещину.
– Лежать! – крикнула она.
Я не привык к собачьим командам и замешкался.
Тогда добрая женщина повторила болевой приём, и Марцеллус таки сдался.
Я прилёг и понял, что, похоже, снова влип.
– Мама, кто это? – спросил кто-то другим, но тоже женским голосом.
– Твой отец опять раба приволок!
– Этот хоть симпатичный! В прошлый раз купил какого-то старика сорокалетнего на распродаже. Потом не знал, что с ним делать.
– Дорис, не вздумай!
– Мама, перестань! Вечно тебе кажутся всякие глупости.
Дорис подошла к столу и села, а я смог её рассмотреть. Ей не было и двадцати, но она обладала атлетическим телосложением – мышцы её радовали глаз своими отточенными формами, но грудь её была небольшой. Честно сказать, мне атлетические женщины с маленькой грудью всегда нравились.
Лицом дочь Триксия была похожа на свою матушку. Красивые черты ещё не были тронуты морщинами, и взгляд её не утратил детской наивности.
Волосы у Дорис, как и у матери, были тёмными, но причёска её отличалась простотой – волосы были короткими и едва доставали до плеч.
– Не груби матери!
– Он так и будет здесь валяться?
– Пускай валяется, пока Триксий не придёт!
Женщина села за стол рядом с дочерью.
Дорис потянулась за персиком, но мать ударила её по руке.
– Мама! Я хочу есть!
– Будешь есть, когда придёт отец!
Девушка подчинилась родительнице и принялась рассматривать меня.
– Чего на него пялишься? И даже не думай, Дорис!
– Да не думаю я!
– Я же вижу!
Дорис с неудовольствием отвернулась к фреске, на которой был изображён бой гладиатора со львом.
Не прошло и часа, как пришёл глава семейства.
– Вы уже здесь?! Я сегодня что-то слишком хорошо спал – не хотел прерываться. А чего не едите? Начинали бы без меня!
– Триксий, ты прекрасно знаешь, что в нашем доме есть правила.
– Иногда на них можно и наплевать!
Дорис похлопала в свои ладоши.
– Правильно, папа!
– Нельзя! Если мы будем плевать на правила, то от них ничего не останется! – сказала женщина-мать.
– Неужели они растворятся в слюне? – спросила Дорис.
– Перестань!
– Ладно. Не ссорьтесь. Но, Гера, я считаю, что твои финикийские понятия о правилах домашнего поведения уже устарели. Карфаген пал, Гера, – сказал Триксий.
– Это не «финикийские понятия» – такие правила существуют в лучших домах Рима!
– Почём ты знаешь? Ты дальше Испании не бывала!
– Я знаю! Мне рассказывали! Патриции придерживаются строгих правил!
– Давайте уже поедим! – сказала Дорис и взяла-таки свой персик.
Гера посмотрел на дочь с осуждением, но взяла и себе каких-то моллюсков.
А Триксий взял кубок с вином и, наконец, заметил Марцеллуса.
– А это что? Зачем Писец здесь валяется? – спросил он.
– А зачем ты ещё одного раба притащил? – спросила его супруга.
– Я открываю новое дело – он будет мне полезен.
– Что за дело, папа? – спросила Дорис.
– Тебе мало твоих долбаных гладиаторов? – спросила Гера.
– На юге я познакомился с одним прекрасным римлянином – он там служит квестором, так у него в Риме есть весьма прибыльное дело. Он предложил мне сотрудничество. Мы озолотимся! Я чувствую!
– Рабами торговать собрался? – спросила жена.
– Нет. Ни за что не угадаете!
– Ты построишь атлетический дворец? – спросила Дорис.
– Да что ты! Кто туда будет ходить? Посмотри на эти лоснящиеся карфагенские хари! У них в голове лишь мысли о своём долбаном брюхе!
– Неужели термополия?
– И не одна! Дорис, я открою по несколько термополий в каждом испанском городе!
– Так к тебе толпами и повалили! – сказала Гера. – В новом Карфагене они пустуют!