Справлять нужду предлагалось в дыру в каменной стене. Вероятно, через неё наше гавно отправлялось прямиком в чудесную римскую клоаку, которая служила музой для многих поколений достойных поэтов.
По свинцовой трубе нам доставляли воду. Сильный привкус свинца в воде, конечно же, удручал, но мы не могли позволить себе мучиться жаждой перед важнейшим турниром в своей жизни.
Соседние комнаты были ещё не заселены, и целый день мы провели в подвале одни.
Базилий отвёл нас на тренировку и мы увидели арену, на которой нам и предстояло биться за нашу свободу. Она была больше тех, которые я видел до сих пор.
И я смог увидеться и поговорить с Дорис – она тоже тренировалась в своей маске вместе с другими женщинами-бестиариями. Но женщин поселяли в другой подвал, и в нём были окна.
Дорис сказала, что Триксий уже отправился знакомиться с любезными римлянами и отмечать свой приезд. Это означало, что до турнира мы его не увидим.
После тренировки, Базилий похвалил нас – он остался довольным нами и в очередной раз высказал уверенность в нашей победе. Вероятно, он хотел приучить нас к этой доброй мысли, чтобы мы не подвели своего учителя в ответственный момент, и его переезд в Грецию не сорвался из-за такого пустяка, как наша с Безносием гибель на глазах десятков тысяч добрых римлян.
– Когда я был молодым, гладиаторам не давали расслабляться – не то, что теперь. В наше время всё было по-другому: биться было тяжелее, но почётнее…
Наш учитель предался ностальгическим воспоминаниям о своей молодости и едва не забыл об ужине.
Триксий не экономил на нашем питании и два раза в день Базилий приносил нам большие порции из «Жареных крылышек Кайсара». Крылья сопровождались овощами и рыбной похлёбкой.
На следующий день, когда мы проснулись, подвал был заполнен прибывшими ночью гладиаторами.
– Смотри-ка! Это же Писец! – услышал я.
Я решил, что это мне приснилось или, возможно, показалось, но ошибся.
– Эй, Писец! Тебе конец!
После этих слов я уже не сомневался в приятной, но неожиданной встрече.
Как вы думаете, кого я встретил в чудесном театральном подвале? Уверен, что ни за что не догадаетесь!
В комнату, которая находилась напротив нашей, заселили двух моих старых и добрых знакомцев – Фаллакуса с Теребинием.
– Что, не ожидал с нами встретиться? Думал, свалил и обвёл всех вокруг пальцев, долбаный мудень?! Теребиний, боги на нашей стороне! Они послали нам Писца, чтобы мы, наконец, прикончили его! – кричал добрый, но тёмный Фаллакус.
– А вас, смотрю, Кайсар таки продал! – сказал я.
– Из-за тебя, мудень! В отместку сучке Помпее! Тебе не жить, Писец! Скажи мне, что ты ретиарий! Скажи, Писец! – прокричал рыжий Теребиний.
– Ретиарий наш Писец! Вон сетка валяется! – сказал Фаллакус.
– Слава богам! Всё-таки я правильно делаю, что жертвы им приношу! Если бы тебя слушал, то боги сделали бы его долбаным провокатором!
Парни ударили друг другу по рукам.
– Твои добрые друзья? – спросил меня Безносий.
– Да. Придётся их мочить! Рыжий, похоже, – секутор.
– А чёрный – ретиарий, как и ты? В таком случае, беру на себя загорелого!
Наша встреча на арене была неизбежной, потому что мы чудесным образом оказались в одной связке «ретиарий-секутор», и, по правилам, не могли драться в другими типами гладиаторов. Везение – штука непредсказуемая, скажу я вам.
– А это что за безносая обезьяна там с тобой, Писец? – кричал Теребиний.
– Это, наверное, его новая подружка! – отвечал Фаллакус.
Мордовороты заржали как кони.
– Эй, морды! – сказал Безносий, но продолжать свою речь почему-то не стал.
23
Через три или четыре дня начались римские народные гуляния.
Праздновать начали с Великого Парада Победы, который провели на форуме – в своём подвали мы слышали звуки труб и больших барабанов, под которые легионы с военной уверенностью чеканили свои шаги.
Гладиаторы волновались. Даже мордатые Фаллакус с Теребинием молчали и слушали как гудит древний город. А город тем временем готовился любоваться нашими смертельными номерами.
Когда парад закончился, к нам пришёл счастливый Базилий!
– Хорошо прошли! Я аж прослезился! Всё-таки равных Риму нет! С такой армией мы любых персов одолеем! Вы готовы? Скоро ваш выход!
Мы покивали своими головами.
– Где Дорис? – спросил я Базилия.
– Пошла переодеваться. Сейчас всех гладиаторов выпустят на арену, чтобы они поприветствовали народ. Она тоже выйдет.
После того, как театр забился до самого отказа, нас вывели-таки из всех гладиаторских подвалов на арену.
А нас было более двух сотен – разного роста, цвета и комплекции, но гладиаторы, по какой-то причине, не выказывали своего бурного восторга и предельного восхищения театром и зрителями. Вероятно, они, как настоящие бойцы, умели-таки держать свои чувства при себе.
Солнце слепило и мешало разглядеть трибуны, но по тому нестройному хору, который резал наш слух, можно было понять, что нам-таки рады.
– Победа или смерть! Победа или смерть! – кричали люди на трибунах.
Потом они заткнулись, и ведущий нашего представления, который стоял на специальном высоком подиуме в праздничной чёрной тунике, показал на нашу толпу рукой.