Письма Баламута. Расторжение брака

– Да, это я, – сказал Дух. – Я знаю, что ты не меня ждала, но ты обрадуйся и мне… Хоть ненадолго.

– Я думала, меня Майкл встретит, – сказала Дама и резко спросила: – Он хоть здесь?

– Он там, – отвечал Дух, – далеко в горах.

– Почему он меня не встретил? Ему не сообщили?

– Сестричка, ты не волнуйся… Он бы тебя не увидел и не услышал. Но скоро ты изменишься…

– Если ты меня видишь, почему мой собственный сын не увидит?

– Понимаешь, я привык, это моя работа.

– А, работа! – презрительно сказала Дама. – Вот оно что! Когда же мне разрешат на него взглянуть?

– Тут дело не в разрешении, Пэм. Когда он сможет разглядеть тебя, вы увидитесь. Тебе надо… поплотнеть немного.

– Как? – резко и угрожающе спросила Дама.

– Поначалу это нелегко, – начал ее брат, – но потом пойдет быстро. Ты поплотнеешь, когда захочешь чего-нибудь, кроме встречи с Майклом. Я не говорю «больше, чем встреча», это позже придет. А для начала нужно немного, хоть капельку, потянуться к Богу.

– Ты что, о религии? Нашел, знаешь ли, минуту! Ладно, что надо, то и сделаю. Чего вы от меня требуете? Говори, говори! Чем я раньше начну, тем скорее меня пустят к моему мальчику.

– Памела, подумай сама! Так ты начать не можешь! Для тебя Бог – средство, чтобы увидеть Майкла. А плотнеть мы начинаем только тогда, когда стремимся к Самому Богу.

– Был бы ты матерью, ты бы иначе заговорил.

– То есть если бы я был только матерью. Но этого не бывает. Ты стала матерью Майкла, потому что ты – дочь Божья. С Ним ты связана раньше и теснее. Памела, Он тоже любит тебя, Он тоже из-за тебя страдал. Он тоже долго ждал.

– Если бы Он меня любил, Он пустил бы меня к моему сыну. И вообще, если Он меня любит, почему Он забрал от меня Майкла? Я не хотела об этом говорить, но есть вещи, которые простить нелегко.

– Ему пришлось, Памела. Отчасти – ради Майкла…

– Кто-кто, а я для Майкла все делала! Я ему жизнь отдала.

– Люди не могут долго давать друг другу счастье. А потом – Он и ради тебя это сделал. Он хотел, чтобы твоя животная, инстинктивная любовь преобразилась и ты полюбила Майкла, как Он его любит. Нельзя правильно любить человека, пока не любишь Бога. Иногда удается преобразить любовь, так сказать, на ходу. Но с тобой это было невозможно. Твой инстинкт стал неуправляемым, превратился в манию. Спроси дочь и мужа. Спроси свою собственную мать. О ней ты и не думала. Оставалось одно: операция. И Бог отрезал тебя от Майкла. Он надеялся, что в одиночестве и тишине проклюнется новый, другой вид любви.

– Какая чушь! Какая жестокая чушь! Ты не имеешь права так говорить о материнской любви. Это – самое светлое, самое высокое чувство.

– Пэм, Пэм, естественные чувства не высоки и не низки, и святости в них нет. Она возникает, когда они подчинены Богу. Когда же они живут по своей воле, они превращаются в ложных богов.

– Моя любовь к Майклу не могла стать плохой, хотя бы мы прожили миллион лет.

– Ты ошибаешься. Придется тебе сказать. Ты встречала там, в городе, матерей с сыновьями. Счастливы они?

– Такие, как эта Гатри и ее чудовище Бобби – конечно, нет! Надеюсь, ты нас не сравниваешь? Мы с Майклом были бы совершенно счастливы. Я-то не болтала бы о нем, как Уинифред Гатри, пока все не разбегутся. Я не ссорилась бы с теми, кто его не замечает, и не ревновала бы к тем, кто заметил. Я бы не хныкала повсюду, что он со мной груб. Неужели, по-твоему, Майкл мог бы стать таким, как этот Бобби? Знаешь, есть пределы…

– Именно такой становится естественная любовь, если не преобразится.

– Неправда! Какой ты злой, однако! Я его так любила… Только им и жила, когда он умер…

– И плохо делала. Ты сама это знаешь. Не надо было устраивать этот десятилетний траур – трястись над его вещами, отмечать все даты, держать насильно Дика и Мюриэл в том несчастном доме.

– Конечно, им-то что! Я скоро поняла, что от них сочувствия не жди.

– Ты не права. Дик очень страдал по сыну. Мало кто из сестер так любил брата, как Мюриэл. Их не память о Майкле мучила – их мучила ты, твоя тирания.

– Какой ты злой! Все злые. У меня ничего нет, кроме прошлого…

– Ты сама того хочешь. Но ты не права. Это египтяне так относились к утрате, бальзамировали тело.

– Конечно! Я не права! Тебя послушать, я все неправильно делаю!

– Ну конечно! – обрадовался Дух и засиял так, что глазам стало больно. – Тут мы все узнаём, что всегда были не правы. Нам больше не надо цепляться за свою правоту. Так легко становится… Тогда мы и начинаем жить.

– Как ты смеешь издеваться? Отдай мне сына! Слышишь? Плевать я хотела на ваши правила! Я не верю в Бога, который разлучает сына с матерью! Я верю в Бога любви. Никто не имеет права нас разлучать! Даже твой Бог! Так Ему и скажи. Мне Майкл нужен! Он мой, мой, мой…

– Он и будет твоим, Памела. Все будет твоим, даже Бог. Но ты не то делаешь. Ничем нельзя овладеть по праву природы.

– То есть как? Это же мой сын, плоть от плоти!

– А где сейчас твоя плоть? Разве ты еще не поняла, что природа тленна? Смотри! Солнце всходит. Оно может взойти каждую минуту.

– Майкл – мой!