Письма и документы. 1917–1922

P. S . Писать мне по новому адресу.

Из письма Н. Е. Щупак, 5 февраля 1921 г

Дорогая Надежда Евсеевна!

Меня очень порадовало получение Вашего письма; гораздо меньше то, что, судя по нему, Вы чувствуете себя изрядно-таки утомленной. Я, признаться, даже после 4 месяцев пребывания в Европе все еще не то чтобы в праздничном настроении, но в состоянии «отдыха» от российской misere [480] – чисто внешней misere: отсутствия минимального комфорта, ощущения большого города, газет, света и т. п. В конце концов, от этих вещей так же легко отвыкаешь, как и от вина и устриц, и довольно легко приспособляешься к убого-спартанскому образу жизни, если он не связан с прямыми лишениями и унижениями. Но когда затем попадешь опять в сферу «гнилой цивилизации», где вопрос о получении ванны не есть головоломная задача, то все-таки чувствуешь некое блаженство отдыха. Поэтому настраиваешься par avance [481] терпимо по отношению к разным раздражающим впечатлениям нынешней европейской жизни и даже к впечатлениям от встречи с здешними русскими людьми, которые все какие-то ушибленные и малоинтересные к тому же.

«Ваши» эсеры и меня не столько возмущают, сколько огорчают. Если принимать их за воплощение подлинного духа русской демократической интеллигенции, то придешь к пессимистическому выводу о бездарности славянской расы (включая колено глупых евреев). Вик. Мих. [Чернов], кажется, счел за благо не поднимать брошенной ему мной перчатки. […] В этой борьбе я имею на своей стороне его нынешнюю жену, которая, по моим соображениям, должна его периодически пилить с таким кротким видом, что не устоит даже толстая кожа его совести. Она – entre nous [482] – кажется, подозревала, что он нарочно медлил с устройством для нее визы в Париж, чтоб она не поспела раньше, чем он сделает все возможное в области ridicule [483] . Поведение его лично прямо-таки загадочное: так как на него совсем не похоже, чтобы он просто, par pure camaraderie [484] , уступил Авксентьеву и Кº и стушевался на задний план, то надо думать, что им руководили какие-нибудь весьма недоброкачественные политиканские соображения. […]

Зима в Берлине стоит отвратительная: каждые два дня меняется погода самым нелепым образом. Но постоянно либо слякоть и дождь, либо резкий ветер. В результате – из простуженного состояния не выходишь и редко когда не испытываешь головной боли.

В последнее время я живу в пансионе и почти не встречаюсь с людьми – ни русскими, ни немецкими. К сожалению, не удается использовать это одиночество так, как следовало бы: занимаюсь сравнительно мало, как-то скоро устаю и неэкономно распоряжаюсь временем. Ощущение этого – маленькая черная точка на безмятежном, в общем, моем душевном состоянии.

«Ромен-ролландизм» [485] разных толков и здесь в литераторских и художественных кружках пустил глубокие корни. Коммунистами по всей форме числятся многие молодые поэты. Даже гордость немецкой сцены – трагик Александр Моисси [486] – считает себя коммунистом. Вероятно, коммунистка и слышанная мною в одном кабаре молодая артистка, декламировавшая с совершенно не немецким темпераментом и задрапированная с совершенно не немецким вкусом. Она декламировала довольно сильное стихотворение одного из таких кабаретных коммунистических поэтов – Вальтера Меринга [487] и произвела сильный эффект. После я узнал, что она дочь Отто Поля, моего парижского приятеля (он теперь представитель Австрии в Москве по делам военнопленных и тоже склоняется к коммунизму)… Но крупного в художественном смысле, по-видимому, новое течение здесь ничего не дало. Leopold Franck [488] – чистая риторика. Впрочем, говорят, бывший вождь советской республики в Мюнхене, Толлер [489] – подлинный поэт. Я его не читал. В России, кроме Александра Блока [490] , все-таки никто ничего путного под большевистским зодиаком не произвел.

Ну, всего хорошего. Авось свидимся. Крепко жму руку.

Ю. Ц.

Письмо С. Д. Щупаку, 5 февраля 1921 г

Дорогой Самуил Давидович!

Выпустили мы наконец № 1 «Вестника», третьего дня выслали Вам первые экземпляры, а вчера должно было быть отправлено из экспедиции 100 экз. Как находите газету? Для России мы дали еще приложение: бернский манифест и выработанные в Инсбруке проекты резолюций.

Для заграницы их печатать не стоило. Надеемся, что пара сотен экземпляров скоро уже будет в России. Приступаем ко второму номеру. Для него имеем уже очень много русских материалов: речь Дана (очень хорошая) на съезде Советов и внесенные нашими резолюции по основным вопросам. Постараюсь до выхода номера этот материал Вам прислать.