Письма и документы. 1917–1922

Вчера мы получили из Москвы (от 5-го числа) удачно прошедшую через цензуру условную телеграмму, смысл которой – увы! – совершенно ясен: Федор Ильич и другие наши товарищи начали «голодовку», чтобы добиться отмены варварского приказа об высылке в Туркестан. Последние сведения по этому вопросу у нас были такие: эта высылка, которой сначала решили подвергнуть, главным образом, совершенно рядовых членов партии, вызвала среди сидящих страшное возбуждение, и Федор Ильич, Сергей Осипович [Цедербаум] и другие, до тех пор всеми силами боровшиеся против голодовок, провели решение вступить в голодную забастовку, но с обязательством довести ее до конца, то есть не прерывать ее, когда отдельные, более слабые, начнут умирать (так было в предыдущих голодовках). Узнав об этом решении, ЦК после долгих уговариваний отказаться, ввиду невозможности при московском терроре вызвать на улице какое-нибудь движение для поддержки, принял крайнюю меру: формальным постановлением запретил голодовку. С своей стороны, он начал хлопотать по всем инстанциям об отмене ссылки, и один момент (4 недели назад) казалось, что от нее откажутся: Калинин [665] провел в президиуме ЦИК постановление задержать высылку (под предлогом эпидемии тифа в Туркестане). Тогда товарищи нам писали, что есть слабая надежда, что удастся отменить меру, ибо часть большевиков на этой почве борется с ЧК. Из телеграммы видно, что последняя в конце концов победила. Товарищи писали, что дальше удерживать от голодовки им не удастся и что голодовка на этот раз приведет, наверное, к катастрофе, тем более что все заключенные совершенно измучены. В телеграмме взывают к вмешательству европейских товарищей. Я хотел вчера же Вам телеграфировать, но потом мы сообразили, что нет необходимости наваливать на Вас в Вашем теперешнем состоянии еще чисто техническую работу осведомления французов, и отправили большую телеграмму прямо Андре Пьеру [666] с просьбой побудить Блюма и Лонге добиться от Commission permanente [667] и парламентской фракции телеграммы к Красину (для передачи в Москву) с протестом и требованием освобождения. Момент как раз такой, когда Москва (конечно, по соображениям внешней политики) заигрывает с социалистами, крича об «едином фронте» [668] , и теперь такие прямые обращения к правительству с требованиями могут там произвести впечатление. Одновременно мы отправили такую же телеграмму в Амстердамский Интернационал, а здесь вступили в переговоры с USPD [669] , телеграфировали также чешским социал-демократам и в Англию, что, конечно, особенно важно. Сегодня уже и в «Freiheit», и в «Vorwärts» появились соответствующие передовицы, и сегодня же Штампфер должен позондировать почву у Vorstand’ а USPD , не согласится ли он отправить делегацию к советскому представителю для вручения требования или «пожелания» о прекращении репрессий и для указания, что преследования русских социалистов усиливают позицию буржуазной реакции в Европе. Пойдет ли на этот шаг USPD , еще не ясно: немцы ведь теперь «конкурируют» с Антантой в деле заключения русских концессий и в правящих кругах есть явная тенденция «schonen» [670] большевиков, a USPD (особенно Gewerkschafter’ ы ) иногда проявляли готовность в этом вопросе «считаться с национальными интересами». Но Штампфер [671] обнадеживает, что Vorstand пойдет нам навстречу. С USPD [672] дело сейчас обстоит вернее. Мы с Абрамовичем едем завтра на их съезд в Лейпциг, где завтра же будет созываемый ими громадный международный митинг; они обещали предложить митингу резолюцию протеста, а затем добиться от съезда той резолюции, которую мы сочтем нужной. Мы предложим то же требование от съезда к советскому правительству о немедленном освобождении социалистов.

Надеюсь, что A. Pierre нужное сделает. А Вас попрошу «подбодрить» его или, может быть, через Severae’ а [673] инспирировать французов, чтобы они, первое, в «Populaire» вели кампанию каждый день; второе, приняли другие меры для привлечения внимания масс к этой драме. Хорошо бы также дать указания Мергейму и Жуо [674] , которые, очевидно, получат общий «циркуляр» от Фиммена.

Реноделя и Грумбаха здесь не видел, но их уже Каутские оповестили об этом деле.

Я Вам все это пишу, зная, что, может быть, Вы как раз лежите после операции; но на этот случай даю «директиву» Берте Борисовне [Меринг] письма Вам не показывать и самой сделать то, что она сможет.

Спешу отправить письмо. В Лейпциге пробуду дня три. Самый сердечный привет Вам от всех наших и пожелание скорее Вас видеть здесь – и здоровым.

Обнимаю Вас.

Ю. Ц.

Из письма Е. А. Ананьину, Берлин, 8 марта 1922 г

Дорогой Евгений Ананьевич!

Беда мне с Вами: Вы ставите вопрос – о передаче статьи в журнал Степана Ивановича, – который ставит меня в щекотливое положение. Что ответить? Вопрос или слишком ясен (для человека партии), или (для человека постороннего) есть вопрос его личного вкуса.