Мне очень понравилась книга Моршена241
, и я его похвалил от всего сердца242. Для критического разбора (а не для газетного отзыва), правда, следовало бы указать на кое-где имеющиеся недочеты – некоторые слова, строчки, но в общем он вполне заслуживает похвал – и серьезных похвал. Думаю, что и с Гумилевым он не в столь уж близком родстве, Гумилев «метафизичнее», т. е. многопланнее его, духовнее, а у Моршена больше «terre a terre243», но зато он имеет больше иррациональной поэтической прелести (прирожденной, «Богом данной»), чем Гумилев. Ах, если б Моршен и дальше шел вперед, развивался бы, не сорвал бы на чем-нибудь неподходящем свой голос! Сейчас мы все так разъединены, так географически удалены друг от друга, что нет возможности «поговорить», а ведь именно на словах можно сказать то нужное, то главное, чего ни в какой рецензии не скажешь.Как все в литературной жизни, спор Ульянова с Одоевцевой уже настолько увял, настолько в прошлом, что и возвращаться к нему нет смысла244
. Последний же ответ Ульянова245 был недопустимо груб по форме – какая-то «буренинщина» (не знаю, слышали ли Вы о критике «Нового времени» Суворина – Буренине, который в дореволюционное время прославился своей чрезвычайно резкой, грубой и глупой руганью всех замечательнейших тогдашних поэтов?). И еще – Ульянов даже во времени заблудился, на что я и указал в моем письме в редакцию «Нового русского слова»246. А в общем, хотелось бы вообще прекратить эту глупую манеру «ниспровергать друг друга» – кому это нужно? Читатель даже не читает, а литераторы – только кровь себе портят. А Ирина Владимировна, в частности, и так уже измучена и своим горем, и необходимостью применяться к новой обстановке жизни, и одиночеством.Книга же Кленовского247
(я писал о ней вместе с книгой Моршена) – хорошие стихи, которые писаны как будто в 1912–15 гг., поэтому-то они и нравятся 70-летним и профессорам-литературоведам, вроде Глеба Петровича, он с годами становится все ближе и ближе к академическому стилю, Моршен для него: «Куда же ему до Кленовского!..» А человечески – «желаю Кленовскому всяческого успеха», он, тем более, говорят, – болен.Надеюсь, «разгрузившись», Вы сможете писать – давно не приходилось читать Ваших статей. А как стихи?
Ирина Николаевна и я шлем Вам наш дружеский привет.
46
Дорогой Владимир Федорович,
Жалею, что «Русская мысль» не получается в библиотеке Вашего университета, т. к. в пересказе всякое написанное – не то.
В частности, хотел бы, чтобы Вы прочли рецензию на Моршена.
Опасно только, если он верит в науку больше, чем нужно, и склонен (как я слышал) к поэтическим опытам в этой области. Вот О. Ильинский в «Мостах» II поместил два стихотворения – одно об университете, а другое – о телескопе248
– получилось не блестяще. То же, что Моршен (сознательно) не религиозен – еще не беда, но по натуре он чувствует шире, чем сам думает, – говорит, будущее покажет, – хотя – страшно всегда ждать новых стихов от того поэта, которого только что сильно похвалил.Мне очень неприятно наше столкновение по поводу Мамченко. Мамченко, действительно, был очень огорчен Вашей рецензией, получилось очень зло и беспощадно: его слабости Вы показали – вот я и хотел, в поддержку ему, указать на его сильное место. Впрочем, дело вкуса.
Что же касается редких терминов, то у нас, в Париже, формалисты давно забыты, и поэты, читая, спрашивали: «что это такое?» (Вспомним – из воспоминаний Г. Иванова – как Блок не знал, что такое какой-то термин, забыл сейчас!) – Вы, конечно, и как ученый, и как привыкнувший к терминологии формалистов, – да еще для «Опытов» («Опытов», кроме поэтов, здесь вообще никто не читал), могли употребить такие термины, так что с обеих сторон – род недоразумения. Во всяком случае, у меня не было никакого желания обидеть или нападать. И там же я отметил Вашу интересную и хорошую заметку о переводах Рильке. Но вот то, что меня действительно огорчило, – это Ваши слова о том, что Вы решили «уйти из литературы». Ведь реакция Адамовича на «Моцарта»249
– одно только мнение: если не дошло до него, вовсе не означает, что виноваты Вы, что Вы не сумели «довести», м. б., виноват как раз он – плохо читал, невнимательно читал и т. д.? Я всегда стараюсь стать на точку зрения противника и повлечь себе урок, если его возражения найду правильными, но никогда не «поддаюсь» – мало ли кто и что думает? Вы же, как многие писали, единственный человек из Вашего «поколения», кто может (и кто должен) писать статьи. Как же Вы вдруг так на себя несправедливо нападаете? Литературная жизнь – всегда ряд всяческих столкновений, мнений, и хорошо еще, если эти столкновения мотивируются только вкусом, а не чем-либо более житейским.