Письма из Гималаев

Первопроходцы, стремившиеся к восьмитысячникам Дхаулагири и Аннапурна, поднимались в горы так же, как и мы, по следам диких животных и пастухов. Они мало что могли узнать о местных племенах, их праздниках и религии. Европейские дипломаты, которые оказывались в королевстве к югу от Эвереста, также считали территорию у этих знаменитых гор неизвестной.

Когда в деревушку Джомсом прибыла колонна всадников во главе с королем Мустанга[42] верхом на черном пони, этот момент был для меня, пожалуй, даже более волнительным, чем тот, когда я поднимался по склону Тиличо, облака разошлись, и взгляду предстала Аннапурна. Я знаю, что местные жители считают горы воплощением различных стихий, которые, однако, никогда не принадлежат одному божеству. Такое ощущение, что для каждого поселения, если не для каждого отдельно взятого пастуха, таким образом важно установить свою связь с общим целым.

РАЙНХОЛЬД МЕССНЕР, БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ МАНАСЛУ, НЕПАЛ

28 марта 1972

Путь к вершине пока закрыт. Два дня назад на высоте 4000 – на середине маршрута по южному склону седьмой по высоте горы на планете мы с Хорстом Фанкхаузером наткнулись на ледяной лабиринт, которого прежде никогда не видели.

Туман рассеялся всего на несколько минут, и оказалось, под нами ледовая башня размером с башню Вайолет в Доломитах, перед нами ледопад невероятных размеров, а в довершение ко всему открылся вид на отвесную вершину Манаслу, высотой превосходящую любой склон в Альпах. Найти туда безопасный путь будет непросто. Чуть ли не сразу после начала восхождения нам пришлось взбираться по скальному ребру, чтобы не попасть под лавины, которые прокатываются по обеим сторонам от него.

Сейчас сидим в базовом лагере и набираемся сил. Послезавтра снова в путь… Нужно до конца понять, удастся или нет?

Не переживай по этому поводу. Я не рискую понапрасну и не в восторге от откровенно опасных маршрутов. Я альпинист, хотя мог бы стать фермером или инженером. Опыт и инстинкты помогают выбирать путь, а сила, страсть и воля – идти по нему. Но я считаю, что в горах, как и во многих других областях, нужно уподобиться искателю приключений и открыться неизвестному.

В общем, неуверенность является движущей силой.

Говоря это, имею в виду, что не смог бы бросить все силы на достижение цели, если бы с самого начала не был уверен в успехе. Так было и во время моих первых самостоятельных восхождений в Доломитах, и позднее, при первом настоящем знакомстве с восточной и западной частями Альп. Теперь я ставлю новые цели, соответствующие моим умениям и опыту, как это было в Андах в 1969, в Гималаях в 1970 и 1971 или в джунглях в прошлом году.

Любая экспедиция в горы будет сопряжена с трудностями. Поэтому больше всего люблю вспоминать о путешествиях, в которых постоянная неопределенность держала меня в напряжении от начала пути до вершины.

Если вдуматься, каждое восхождение – это приключение. Если в прошлом горные экспедиции были нацелены в первую очередь на проведение исследований, изучение местности и совершение открытий, то есть были научными, а приключения шли в довесок, сейчас приключения стали самоцелью. Это исконное стремление, присущее, вероятно, каждому человеку.

Отрезанное от внешнего мира ледниковыми трещинами и реликтовыми лесами, огороженное частоколом отвесных скал горы – это единственное место, где мечты и открытия, лишения и страхи человеческие являются в их первозданном виде. Человек здесь повторяет собственный путь развития.

Буквально пару дней назад, находясь на высоте 6000 метров, я заново познал, что такое жара. Солнце палило с небес, отражалось от ледника и сераков, обрамляющих цирк в центре южной стены Манаслу. Такие слова, как «жажда», «голод», «холод», «темнота», также начинают соответствовать здесь, на высоте, своим изначальным значениям. На Нанга-Парбат я узнал, что обессилевший человек без воды и еды может идти несколько дней, если он решил не сдаваться. В Новой Гвинее я убедился, что переговоры с дикарями-каннибалами идут лучше, если при себе не имеешь огнестрельного оружия, а у южноамериканских индейцев я вернулся к простому образу жизни, который мы, европейцы, забыли десятки лет назад.