Письма из Ламбарене

Только что, вечером, когда я это писал, меня вызвали в негритянскую деревню, расположенную на другом берегу реки, умоляя вернуть к жизни новорожденного младенца. Нахожу его голым и холодным как лед на руках у старух; на тельце у него всевозможные коренья. Через полтора часа мне удается добиться, что он начинает ровно дышать. И тут же я беру с отца его обещание, что он подарит мне пятьсот обутов и что я через две недели их смогу получить. Моральные устои мои дрогнули. Как в детстве всякий раз, когда в гости к нам приходила тетка, я спрашивал ее, не принесла ли она мне подарка, так теперь выпрашиваю я у каждого, кому приходится иметь со мной дело, обуты или еще что-нибудь. Моя мечта — покончить наконец со строительством и иметь право остаться только врачом, больше не вымогать у туземцев обуты, не быть больше десятником, который отрывает людей от приготовления пищи, гонит их на принудительную работу и который, зная все их уловки, направленные на то, чтобы уклониться от всякой работы, старается их перехитрить. Но до этого еще далеко.

Миссионеры в Талагуге были так добры, что раздобыли для меня в нескольких деревнях, расположенных в верховьях реки, где нет такой оживленной торговли лесом, три тысячи обутов. Больше чем за сто километров вверх по течению приходится мне посылать мое каноэ, чтобы привезти этот необходимый мне материал для покрытия крыши! Только для того чтобы подняться вверх по реке, гребцам моим требуется три дня. А за один раз каноэ может привезти только от шестисот до восьмисот обутов.

Того, что я достаю ценою таких усилий и таких затрат, хватает лишь на починку старых крыш и на покрытие нового больничного барака. Мне настоятельно необходимо обновить крышу моего дома и барака из рифленого железа, где помещается лаборатория и операционная, но от всего этого приходится отказаться. Поэтому я с большой тревогой ожидаю наступления периода торнадо.

Дожди становятся все сильнее. То, что в этом году не было сухого сезона, большая беда. Сделалось невозможным корчевать и выжигать лес и после этого засаживать новые участки банановыми деревьями. А это означает, что нам предстоит голодный год.

Пока вода стоит высоко, туземцы не могут также устраивать большой рыбной ловли. Ни у кого не остается запасов копченой рыбы, которая раньше в течение месяцев возмещала недостаток мяса. Католической миссии, которая обычно бывает всем обеспечена, едва удалось набрать пять сотен маленьких карпов для учеников школы. И вот настоятель миссии, отличный стрелок, храбро отправляется охотиться на гиппопотамов. Взяв с собой двенадцать школьников, он едет в места, где они водятся, и затрачивает целый день на дорогу. А это означает, что им придется провести ночь на песчаном берегу или даже среди болот. Может статься, что после двух- или трехнедельной охоты им придется вернуться ни с чем, а может быть, их большое каноэ, переполненное копченым мясом гиппопотамов, отяжелев, чуть ли не до краев опустится в воду. Если так, то школа будет обеспечена питанием на зиму. Негритянский мальчик, получающий два или три раза в неделю мясо, становится послушным и хочет учиться; не получая его, он превращается в существо раздражительное и нерадивое. Сколько бы ему ни давали вместо этого риса, он все равно будет жаловаться на голод: У обитателей девственного леса прямо-таки болезненная потребность в мясе.

Боюсь, что в рассказе моем я слишком много внимания уделил прозе африканской жизни. Но что у кого болит, тот о том и говорит.

Тот, кто, живя в таких условиях в Африке, хочет делать людям добро, должен бороться за то, чтобы все эти повседневные трудности, как малые, так и большие, не подорвали его сил и чтобы работа продолжала быть для него вечной радостью. Для этого далекие друзья его тоже должны иметь представление о прозе африканской жизни. Тогда они смогут понять, какое это для него благо — получить свидетельство их далекой любви.

* * *