Письма из Ламбарене

Больничные койки должны быть сколочены из хорошего твердого дерева; делать все следует с расчетом на то, чтобы их можно было снимать со вбитых в землю столбов, вытаскивать на солнце и чистить; располагаются они одна над другой, как в купе спального вагона, и тем самым пространство между полом и крышей используется сполна. Эти прочные и удобные койки мне приходится сколачивать самому. Остов их сбивается из жердей твердых пород и укрепляется на стоящих на полу ножках такого же твердого дерева. Ложе состоит из длинных топких бамбуковых палок, которые настилают вплотную друг к другу и привязывают с помощью лиан к раме, сделанной из ровных, одинаковой толщины кругляков.

Проще всего было бы, разумеется, сколотить эти койки из досок. Но досок у меня нет, нет и никаких видов на то, чтобы в ближайшее время их в достаточном количестве раздобыть. Поэтому мне и приходится сооружать койки из кругляков и бамбука, что обходится дороже, чем стоили бы самые дорогие доски, и на что уходит гораздо больше времени и сил. Сколько дней отняла у меня заготовка материала! Сколько пищевых рационов и подарков приходится мне раздавать людям, которые, руководимые Минкёе, предпринимают много поездок в леса и на болота! За бамбуком лодку приходится посылать на болото, находящееся в расстоянии двадцати километров вверх по течению. Прямые же деревья твердых пород, такие, какие мне нужны, растут только в глубине леса, и поиски их требуют больших усилий. Нередко бревна приходится тащить сквозь заросли, прокладывая дорогу топором и секачом.

Однажды, пообещав им большие подарки, я послал гребцов, работавших на одного европейца, который в это время лежал у меня в больнице, за деревом для коек. Люди эти, которых предоставили в мое распоряжение на три дня, как будто преисполнены рвения. Поздно ночью возвращаются они домой, и каноэ их каждый раз бывает до краев нагружено лесом. У нас в это время столько работы, что некогда передохнуть, и мне не приходит в голову проверить качество того, что они привезли. После того как они вместе со своим хозяином от нас уезжают, выясняется, что привезенное ими дерево все сплошь мягкой породы и совершенно непригодно для наших целей. Оказывается, что такого леса сколько угодно и у нас на берегу в каких-нибудь ста метрах от больницы, и там за полчаса можно было бы нарубить его полную лодку. Туземцы эти не знали, что. через несколько недель хозяин их должен вернуться к нам и продолжить свое лечение. Когда они снова попадают в мои руки, им приходится немного попотеть, расплачиваясь за то, что, работая на меня, они с таким легкомыслием пренебрегли различием между мягкими и твердыми породами дерева.

Наконец около сорока коек готовы. Теперь остается построить запирающуюся хижину, где можно было бы хранить весла и рабочий инструмент. До крайности необходимо нам также складское помещение для хранения бананов и мешков с рисом и большой, снабженный полками чулан, чтобы рассортировать и уложить жестяные банки, пузырьки и бутылки из-под лекарств. До чего бы все это было просто сделать, если бы у нас были доски! До чего все сложно и утомительно, когда приходится вместо них пользоваться жердями, которые к тому же надо привозить издалека! И как трудно из такого материала строить помещения, защищенные от воров!

Иногда работа прекращается на весь день из-за того, что люди не хотят ехать в лес. Им хочется как следует отдохнуть от своей последней поездки. Или же идет дождь. Во время дождя африканских негров невозможно заставить работать. Дождливый день в их глазах — посланный богом подарок. В этом нежелании своем мокнуть они правы. Каждый туземец в большей или меньшей степени заражен малярией, и малейшая простуда может вызвать у него приступ лихорадки. Я и сам смотрю за тем, чтобы в дождливое время меньше загружать их работой.

После того как складские помещения готовы, принимаемся строить новый барак для больных, рассчитанный на тридцать коек. Число больных непрерывно растет. Каждый вечер приходится принимать шестьдесят-семьдесят человек, не считая сопровождающих их лиц. К тому же становится очевидным, что нам надо иметь отдельную палату для послеоперационных больных — на пятнадцать коек. Коль скоро в больнице нашей действует хирургия в том объеме, в каком это здесь необходимо, то нельзя больше мириться с тем, чтобы послеоперационные больные, которых мы до сих пор размещали среди прочих, лежали как попало.