Письма из Лондона

Наверху билетерша вручила им программку и показала, где их места. Подъем наверх стоил того – они сидели в первом ряду балкона, откуда открывался превосходный вид на всю сцену.

– Вот она, – сказала Ванесса, показывая на имя Вай в программке.

НКС с гордостью представляет

Шоу-варьете

В помощь Британскому Красному Кресту

Участвуют Дэнни Стайлс и его джаз-группа

Мортон и Милли

Артур Латимер

Ева и старлетки

Джимми Коул

Мисс Виола Тремейн

* * *

Во время короткого антракта вы сможете перекусить в баре

Мистер Стайлс и его оркестр начали представление с популярной музыки, гвоздем их программы была «Чаттануга чу-чу» – одна из самых популярных мелодий. Руби с трудом сдерживалась, чтобы не вскочить с места и не затанцевать в проходе. После оркестра выступали Мортон и Милли, пара танцоров-чечеточников, которые продемонстрировали вполне достойное подражание Фреду и Джинджер[20], потом на сцену вышел Артур Латимер, исполнивший несколько коротких фортепьянных пьес на гигантском «Стейнвее», который выкатили из-за кулис на середину сцены.

После короткого перерыва на сцену вышли Ева и старлетки – танцовщицы-акробатки, а потом наступило время комика.

– Он ужасен, – предупредила Руби Ванесса, когда актер вышел на сцену. – Это худшая ура-патриотическая дрянь. Почему они его еще держат – для меня загадка.

– Жаль, что здесь нет Найджела. Ему, наверно, понравилось бы.

Ванесса не ошиблась. Комик оказался ужасно вульгарным, и после особенно гнусного лимерика про «япошек, макаронников и фрицев» Руби была готова заткнуть уши пальцами.

– Не могу понять – как люди могут смеяться над этим, – прошептала она в ухо Ванессы.

– Я думаю, он взывает к самым низменным инстинктам толпы. Но, по крайней мере – о, слава богу – он уже уходит.

Как только сцена снова опустела, погас свет, и в зале воцарилась тишина. Из темноты появилась фигура. Это была Вай в платье, которое переделала для нее Руби. Волосы Вай были откинуты назад и волнами падали на плечи.

– Всем добрый вечер. Меня зовут Виола Тремейн, и я хочу спеть для вас.

Она замолчала, поправила микрофон на подставке. И зазвенел ее голос, без сопровождения, мелодичный, искренний и мучительно прекрасный.

– «Я больше никогда не улыбнусь…»

– Я так люблю эту песню! – прошептала Руби в ухо Ванессы. Судя по одобрительным выкрикам из зала, она в своей любви была не одинока.

Вай дождалась, когда стихнут аплодисменты, улыбнулась и рассмеялась, когда солдаты из публики стали выкрикивать ее имя и названия песен, которые они хотели бы услышать. Потом она спела «Когда свет загорится снова», и от сладко-горького томления стихов у Руби перехватило дыхание.

Выдержав совсем недолгую паузу, Вай спела «Почему ты не хочешь, как все?» и «Я тебя буду видеть», еще одну песню, от которой у Руби слезы наворачивались на глаза.

– Спасибо вам за вашу щедрость, за то, что пришли сюда сегодня и поддержали работу Британского Красного Креста, – сказала Вай. – У нас осталось время на последнюю песню, на любимую песню моей дорогой подруги, которая сидит сегодня в этом зале. Руби – это тебе.

«Где-то над радугой…»[21]

На сей раз публика сама стала подпевать Вай, они пели о лимонных леденцах, птице счастья и всегда недостижимой радости. Стихли последние такты музыки, все вскочили с мест, зал взорвался оглушительными аплодисментами.

– Может быть, нам попытаться пройти за кулисы? – спросила Руби, когда аплодисменты стихли и публика направилась к выходу.

– Боюсь, мы туда не прорвемся. Там будут стеной стоять солдаты. А ее мы увидим в воскресенье.

Руби знала, что Вай хорошая певица – это стало ясно еще в убежище. Но та женщина, чье пение они слышали сегодня, была совсем другим существом, ее таланты настолько превозносили ее над всеми, кто выступал до нее, что те казались просто клоунами. Вай была одаренной подругой Руби, а мисс Виола Тремейн… она была звездой.

На следующий день Руби все еще пребывала в хорошем настроении, которое не могла испортить даже перспектива встречи с Найджелом. На работу она ушла рано, в надежде, что у нее будет какое-то время для себя: Ивлин наверняка уже будет на месте, а Найджел заявится ближе в девяти, а может, и позже, поскольку сегодня суббота.

Когда пришла Руби, в офисе было очень тихо, и она, повесив пальто и шляпку, прошла по коридору в кабинет Кача. Но когда открыла дверь, кресло за столом оказалось занятым.

Кач вернулся.

Она смотрела на него, и на глаза набегали слезы.

– Я думала, вы не вернетесь до конца декабря.

Он, склонив голову, делал пометки в статье, которую Нелл оставила для Руби вчера вечером, а когда посмотрел на Руби, ее начисто сразило выражение печали в его светлых, мудрых глазах.

– Я почувствовал себя лучше, – сказал он и улыбнулся. – Как ты?

– Увидев вас за вашим столом? Я чувствую себя гораздо лучше, чем вставая сегодня с кровати.