Письма из Лондона

– Стой здесь и ни к чему не прикасайся, – сказала Глэдис. – Иначе придется все повторить сначала. Мне нужно снова помыть руки и одеть мистера Мазура, а потом – мистера Госсаджа.

Глэдис повторила процедуру на Дэне и Франке, а потом, еще раз помыв руки, протерла камеру и штатив Франка хлопчатобумажной тряпочкой, смоченной в спирте. Объяснила, что, хотя Франк и будет стоять в операционной на некотором отдалении, его камера все равно должна быть дезинфицирована. А вот Руби и Дэну, которые будут гораздо ближе к раненому, придется обойтись без блокнотов.

– Не могу обработать бумагу, – объяснила Глэдис, – карандаши и ручки тоже грязные. Мистер Госсадж, помните: вы не должны приближаться к хирургам.

– Не забуду. Да и смысла нет приближаться. Цензура не пропустит ничего, где будет описываться кровь и внутренние полости.

– Хорошо. А теперь стойте здесь, пока я мою руки.

Они втроем стояли, как статуи, пока Глэдис мыла руки и облачалась в халат с помощью другой сестры. У раковины к ней подошел майор Юинг, один из хирургов госпиталя и тот человек, который должен был стать героем их статьи.

– Майор Юинг, сэр, это журналисты, которые сегодня составят нам компанию. Руби Саттон и Франк Госсадж из «Пикчер Уикли» и Дэн Мазур из «Америкен».

– Добро пожаловать. Я полагаю, капитан Кей уже зачитала вам закон о бунтовщиках.

– Да, сэр, – поспешила ответить Руби.

– Тогда начнем.

Они последовали за ним в операционную, размеры которой позволяли вместить четыре операционных стола на достаточном расстоянии друг от друга. У трех столов доктора и сестры уже работали.

– Ну вот, – сказал майор Юинг, приближаясь к операционному столу и анестезиологу, который сидел на табурете у кровати пациента. Глэдис, ассистировавшая хирургу, заняла место рядом с майором. – Мисс Саттон, мистер Мазур, вы можете встать в ногах моего пациента. Чуть подальше. Вот так хорошо.

Пациент, уже в наркотическом сне, был укрыт простынями, на виду оставалась только его правая нога от колена. Пространство в нескольких дюймах вниз от колена почти до самой щиколотки было покрыто толстыми марлевыми тампонами. Его нога располагалась так близко к Руби, что она видела тонкие светлые волоски на пальцах.

– Что с ним случилось? – тихо спросила она, не уверенная, захочет ли майор Юинг отвечать на ее вопросы.

– Не знаю пока. Получу представление, когда хорошенько рассмотрю, что там под марлей.

– А разве санитары не дали вам никакой информации?

– Той, которую я бы смог прочесть, – нет. Он немец.

Дэн издал какой-то странный сдавленный звук.

– Вы оперируете фрица? Когда американские солдаты ждут своей очереди на столе?

– Мне насрать, за какую страну он сражается… простите мой французский, мисс Саттон, капитан Кей. Передо мной мужчина, что уж там, мальчишка, которому, как и любому другому, нужна наша помощь.

– Он, кажется, очень молод.

– Они все очень молоды. Ему вряд ли больше восемнадцати. Ну, посмотрим, что можно сделать с его ногой. Дайте мне немного времени разобраться, и я вам скажу, что обнаружил.

Он снял слой за слоем марлю, бросил их на металлический поднос в руках Глэдис. От раны поднялся дурной запах, похожий на запах голубого сыра, только гораздо сильнее, и несколько жутких секунд Руби казалось, что она сейчас упадет в обморок.

– Вдыхайте воздух ртом и выдыхайте носом, – посоветовала Глэдис. – Это поможет.

Рана, представшая их взглядам, оказалась точно такой ужасной, как опасалась Руби. Она была глубокой и широкой, а среди разорванной плоти и сочащейся крови что-то белело. Кости его ноги, как она догадалась, торчали из раны под немыслимым углом.

Майор Юинг тихонько переговаривался с другим хирургом. Разговаривая, они осторожно прикасались к ране металлическим инструментом, похожим на пинцет.

– Вы хорошо видите внутреннее поле раны? – спросил майор Юинг.

– Да, спасибо, – ответила Руби. «Даже слишком хорошо», – подумала она.

– Я предполагаю, что виновником этой раны с учетом ее размера и неправильной формы был осколок снаряда. Видите, как раздроблена малая берцовая кость. И большая тоже, хотя на ней переломы чище. Просто какой-то кошмар.

– А запах? – спросила Руби. – Это нормально?

– Это признак инфицирования. Вы когда-нибудь чувствовали запах испорченного мяса? Вот так же пахнет и человек, когда начинает гнить его плоть. И это проблема, очень серьезная проблема. А кроме того, мы наблюдаем местное снижение кровоснабжения – ишемию – видите, как посерела кожа, какая она холодная. Плохой знак. А еще… о господи. Еще одно осложнение. Рана явно гноилась гораздо дольше, чем мы предполагали. Вот, посмотрите сюда. Эти ребятки за одну ночь не вылупляются.

Он поднял хирургический инструмент, с помощью которого зондировал рану. Между кончиков ножек пинцета находилось что-то живое, маленькое и серо-белое, и оно чуть заметно двигалось.

– Черт побери, – пробормотал Дэн. – Это личинка?

– Да. Встречается довольно часто в ранах, которые не обрабатывались несколько дней. Я мог бы несколько часов работать с этой ногой без всякой надежды на ее спасение. Я думаю, оптимальный вариант в данном случае – ампутация.