Читаем Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту полностью

Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

Хотя я, ввиду твоего уважения ко мне и ввиду наших дружеских отношений, и не сомневаюсь, что ты помнишь о моей рекомендации, всё же еще и еще препоручаю тебе того же Луция Оппия, моего близкого друга, находящегося там, и дела отсутствующего Луция Эгнация, моего ближайшего друга[6359]. Меня связывают с ним столь тесные дружеские отношения, что если бы это было мое дело, то я тревожился бы не в большей степени. По этой причине ты сделаешь очень приятное мне, если постараешься, чтобы он понял, что я любим тобой в такой мере, в какой я сам это предполагаю. Ничего приятнее этого ты не можешь сделать для меня, и я настоятельно прошу тебя сделать это.

CMXXIII. Публию Ситтию, в Мавританию

[Fam., V, 17]

Рим, 52 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет привет Публию Ситтию, сыну Публия[6360].

1. В течение последнего времени я не обращался к тебе с письмами не вследствие того, что я забыл о нашей дружбе и изменил своему обыкновению, но оттого что первое время совпало с крушением государства и моим собственным[6361], а последующее помешало мне писать ввиду постигших тебя совершенно незаслуженных и жесточайших бедствий. Но после того как и прошел достаточно длинный промежуток времени, и я старательнее вспомнил о твоей доблести и величии духа, я не счел чуждым своим правилам написать тебе следующее.

2. И в то первое время, Публий Ситтий, когда ты, отсутствуя, подвергся ненависти и обвинению, я защитил тебя, а когда с судом над твоим ближайшим другом[6362] и опасностью для него соединилось обвинение против тебя, я со всей заботливостью, с какой мог, оберегал тебя и твое дело. И недавно, тотчас после моего приезда, хотя я и нашел дело начатым не так, как я бы считал нужным, если бы я был на месте, я все-таки ни в чем не уклонился от содействия твоему избавлению. И хотя в то время, вследствие ненависти из-за недостатка продовольствия, недруги не только твои, но и твоих друзей, несправедливость всего суда и многие другие пороки государства были сильнее, нежели правое дело, я не отказал твоему Публию[6363] ни в содействии, ни в совете, ни в усилиях, ни в благорасположении, ни в свидетельских показаниях.

3. По этой причине, заботливо и свято соблюдая все обязанности дружбы, я не счел даже возможным обойтись без уговоров и просьб к тебе, чтобы ты помнил, что ты — и человек и муж, то есть чтобы ты мудро переносил всеобщее ненадежное положение, которого ни один из нас никаким способом не может ни избегнуть, ни предвидеть, и чтобы ты мужественно боролся со скорбью и судьбой и полагал, что вследствие несправедливых приговоров такие случаи происходили со многими храбрейшими и честнейшими мужами и в нашем государстве и в прочих, достигших владычества. О, если бы, когда я пишу тебе, не было правдой, что ты лишен такого государства, в котором ничто не радует ни одного благоразумного человека!

4. Что же касается твоего сына, то опасаюсь, как бы не показалось, что я не представил свидетельства, которого заслуживает его доблесть, если я ничего не напишу тебе; но если я опишу всё, что чувствую, то — как бы не разбередить своим письмом твою тоску и скорбь. Но все-таки ты поступишь благоразумнее всего, если будешь думать, что его сыновняя любовь, доблесть, трудолюбие принадлежат тебе, где бы ты ни был, что они с тобой; ведь то, что мы охватываем умом, — не менее наше, нежели то, на что мы смотрим глазами.

5. Поэтому для тебя должны быть большим утешением и его исключительная доблесть и глубокая любовь к тебе, а также я и прочие, которые ценим и всегда будем ценить тебя не на основании участи, но на основании твоей доблести, а особенно твое собственное сознание, когда ты подумаешь о том, что на твою долю ничего не выпало заслуженно, и прибавишь, что мудрых людей волнует позор, а не случайности, собственный проступок, а не чужая несправедливость. Я, со своей стороны, и памятуя о нашей старой дружбе, и побуждаемый уважением со стороны твоего сына, не пропущу ни одной возможности ни утешить тебя, ни облегчить твою участь. А если ты случайно напишешь мне что-либо, сделаю так, чтобы ты не подумал, что ты написал понапрасну.

CMXXIV. Публию Силию Нерве, в провинцию Вифинию

[Fam., XIII, 47]

Рим, 51 г. (?)

Марк Туллий Цицерон шлет большой привет Силию[6364].

К чему мне препоручать тебе того, кого ты сам почитаешь. Но все-таки, чтобы ты знал, что я не только почитаю, но и люблю его, — с этой целью пишу тебе следующее: из всех твоих услуг, и многочисленных и больших, самой приятной мне будет, если ты обойдешься с Эгнацием[6365] так, чтобы он понял, что и он любим мной и я тобой. Еще и еще настоятельно прошу тебя об этом. Итак, то мое не сбылось[6366]. Прибегнем поэтому к обычному утешению: что, если это лучше[6367]. Но об этом при встрече. Ты же старайся любить меня, что ты и делаешь, и знай, что ты любим мной.