Нет сомнения, что, как и в древности, старики – самое рассудительное и самое снисходительное сословие в государстве. Говорю – снисходительное в смысле того великодушия, которое свойственно мудрости и которого недостает вместе с мудростью так называемой «пылкой молодежи». По всей справедливости именно старикам, вынесшим на плечах всю работу своего века, принадлежит первое место в жизни. Старики представляют собою естественный отбор; в общем они умнее и даровитее молодежи. Последняя, будучи не просеяна и не провеяна жизнью, должна оставить позади себя много слабых, глупых, распущенных, изуродованных особей, прежде чем заявит свое право на власть в обществе.
Бережение сил
Если интересны вообще умные старики, то в какой безмерной степени интересны люди гениальные, дожившие до старости! Их немного таких, но тем драгоценнее их присутствие в обществе. Не говоря о Гете, случайные мнения которого в последние его годы дали возможность незначительному его собеседнику составить одну из интереснейших книг в мировой литературе, – не говоря о прекрасной старости многих других, вспомним наших великих старцев – Тургенева, Достоевского, Льва Толстого. Вместе с возрастом эти писатели входили в новое, особенно серьезное, особенно глубокое настроение. Если мелкие звезды закатываются незаметно, исчезая во мгле еще далеко до горизонта, то солнце именно к концу дня кажется наиболее величественным; закат для него – самый значительный, самый торжественный момент дня. Жизнь великого человека пред естественной кончиною встает во всем ее историческом значении. Подумайте, например, об авторе «Войны и мира», которого драгоценные дни Господь еще раз милостиво продолжил. При его могучей впечатлительности, при его способности все видеть и все понимать, – подумайте, что значило прожить семь десятилетий сознательной жизни? Человек, который родился в век Пушкина и Лермонтова и был их современником, который вырос в культуре тридцатых годов, в глухое время крепостного права, в стародворянской семье, человек, который отчетливо помнит почта все царствование Николая I и переживает уже четвертое царствование, человек, который не в книгах читал, как мы, а лично участвовал в давно забытых войнах на Кавказе и под Севастополем, – человек, лично переживший всю великую драму освобождения крестьян и в ней участвовавший, – друг старых славянофилов и западников, перед которым прошла вся плеяда тургеневского века… Какой это огромный жизненный опыт, и при чудесном даре проникновения в дух вещей – какая работа мысли! Если иной молоденький доцент в двадцать пять лет имеет уже степень «доктора истории», то сравните с ним этого глубокого старца, жившего столь долго! Такие люди живут не праздно. Тургенев, Достоевский, Толстой – они первые на глазах наших ввели Россию в семью народов как равноправного члена, они первые от имени народа русского внесли в человечество дар, от которого гордая цивилизация не отказалась. И не лишено значения то, что величайшая в этом отношении заслуга принадлежит самому старому из названных писателей. Я уверен, что тот же подвиг выполнило бы с не меньшим блеском и поколение Пушкина, Лермонтова, Грибоедова: силы этой молодежи были безмерны, но судьба не дала им просто времени, просто жизни. Они обнаружили лишь качество своего гения и не успели обнаружить количества его.
Возвращаюсь к спору между молодежью и стариками. Я сказал бы молодежи: – Пока вы молодежь, вы – ничто, как едва поднявшиеся колосья без зерен – еще только солома, а не хлеб. Вся ценность молодости обнаружится лишь в зрелых людях и стариках. Не спешите же кричать о своем достоинстве; сначала докажите его, а для этого нужна долгая жизнь. Честный юноша, желающий не украсть, а заслужить честное имя, со страхом и трепетом глядит на подвиг жизни, предчувствуя, что он не легок. Он очень труден, гораздо труднее, чем всякое представление о нем, и единственное, что делает его одолимым, – это если он разложен на долгие годы.