Письма к незнакомке

Но, сударыня, что за спектакль мы разыгрываем? Слыхано ли когда-нибудь со времен Анны Радклиф *, чтобы мать подслушивала, о чем беседует ее дочь наедине с молодым человеком. Это свидетельство самого низкого вкуса, и я не понимаю,.*как могла мадемуазель Женни согласиться на подобный шпионаж. По правде говоря, я раскаиваюсь в том, что вел себя все это время столь открыто. Со мною хитрят немилосердно — слова правды не услышишь, а Вы, сударыня, соблаговолив приоткрыть для меня завесу над этим наворотом тайн, не разрешаете мне ни жаловаться, ни упрекать виновную. Я весьма раздосадован поведение^ мадемуазель Ж<ении>. Она не сдержала слова, допустив третьего участника к нашей встрече. Кроме того с детской наивностью она предлагает мне возвратить мои письма «через некоторое время», словно бы доказывая, что читала их она одна. Вот уж в самом деле престранная логика. Когда бы Вы были столь добры и разъяснили бы все нашей подруге, Вы совершили бы доброе дело и чувствительно обязали бы меня. Матушке тоже не повредит кое-что разъяснить.

Ц Проспер Мериме

Вы любезно осведомляетесь, сударыня, о состоянии моего здоровья. Путешествие наше сопровождалось лютейшим холодом. Я заработал ужасную боль в горле, а хлопоты, связанные с Рождеством, повергли меня в настроение и вовсе отвратительное. Что же до мадемуазель Ж<ен~ ни), она, сдается мне, следует совершенно неправильному режиму и живет только сухими фруктами и тому подобной дрянью! А это решительно лишено здравого смысла. Пусть ее читает романы — ладно, но нельзя же воспринимать буквально все сумасбродства, изобретаемые романистами.

Примите, сударыня, выражение моих почтительнейших чувств.

Пр. Мериме.

8

ГОСПОЖЕ ЛЕМЕР

15 января 1833.

Сударыня,

Я исполнил Ваше поручение, касающееся бюджета Кале, тотчас по получении Вашего письма. Но к несчастью влияние мое в Министерстве торговли после прошедших межминистерских перемен ¹ странным образом поубавилось. Однако ж, сударыня, я сделал все от меня зависящее и счастлив был бы безмерно, когда бы просьба моя чему-нибудь помогла.

Минут десять назад я получил письмо от мадемуазель Ж<енни>, доставившее мне живейшее удовольствие. Впервые она говорит со мной открыто. И признается, что показывала мои письма Вам, показывала их своей матушке и даже миссис Джейн, приходящейся, насколько я понимаю, женою тому старику, которого мы прозвали Бартоло ². Она призналась даже, что ее мать подслушивала наш с нею разговор. Короче говоря, она исповедалась, ничего не скрывая, с присущими ей изяществом и обаянием. В самой полноте этой исповеди сквозила, однако, какая-то сатанинская гордость, и искренность ее была связана в некоторой степени с тем удовольствием, которое мы самолюбиво испытываем при мысли: «Я не скрываю моих недостатков». Но нынче мне наконец хочется быть милым, и оттого я нашел ее письмо прелестным. И я ответил бы тотчас же, когда бы не боялся излишне скор'ым прощением, в котором не могу отказать, уронить менторское свое достоинство. Мадемуазель Ж<енни> просит меня ничего Вам не говорить. Главное, она советует не ругать Вас, ибо виновата во всем она одна. Видите, сударыня, какую я заработал репутацию. Я — нечто вроде домового, и все ужасно меня боятся. Выслушав ее совет, я поздравил себя с тем, что ни словом не обмолвился о наших с Вами переговорах.

Весьма затянувшийся визит одного депутата заставил меня пропустить час отправления почты. А потому письмо сие уйдет завтра вместе с другим, адресованным мадемуазель Ж<ешш>. Она сообщила, что должна нанести Вам визит и пожурит Вас сама. Не будете ли Вы столь добры, чтобы передать мне все, что она расскажет о нашей встрече в минувшем году? По обыкновению моему я был тогда весьма великодушен, велико-

душнее даже, чем мог бы быть, не повстречайся я ранее с Вами. Бывают у меня, однако ж, краткие мгновения, когда великодушие мое истощается, и я начинаю изменять себе самым непостижимым образом. Вся прелесть и смехотворность сцены для подслушивавшего была, однако, утрачена, и более того, чтобы вернее судить о происходящем, ему бы надобно было забраться в камин.

По совести говоря, все это яйца выеденного не стоило и для всякого другого было бы совершеннейшим пустяком. Оно бы и было совершеннейшим пустяком, даже если бы в комнате находилось еще человека три или четыре, но при столь серьезном и даже полуфилософическом начале нашего свидания выглядело забавно. Вполне возможно, что Ж<енни> Вам об этом не скажет. Если же заговорит, Вы без труда догадаетесь, отчего я не стал о том рассказывать сам. А коль скоро она ничего не скажет, я расскажу Вам, в чем дело. Но никаких прямых вопросов — не то наши с Вами отношения станут слишком очевидны, тогда как мадемуазель Ж<ен-ни> не должна о них догадываться. Глупо, право же, но мне было бы любопытно, услышите ли Вы обо всем от кого-либо, кроме меня.