Письма к незнакомке

Знай я, что матушка подслушивает, я бы примернейшим образом ее наказал. Я в отчаяние прихожу при мысли, что должен был бы догадаться и не упустить столь превосходной возможности преподнести ей урок нравственности. Но в конечном счете все делается к лучшему в этом лучшем из миров. Да и я от души радуюсь, что немножко привел в чувство прелестную нашу барышню. Мне хотелось бы, кроме того, излечить ее и от мании воображать себя героинею некоего экзотического романа. Коль скоро ее поразили именно первые строки моего письма, она на них и ответила, оставив без внимания остальные. Должно быть, душа у нее и в самом деле добрейшая, раз она, не рассердившись, снесла все мои суровые слова. Однако ж помимо того, что я не люблю делать комплименты друзьям, единственный, сдается мне, способ ее исправить и сделать счастливою — это сказать ей всю правду. Прощайте, сударыня, и простите мне весь вздор, что я Вам посылаю. Я так печален нынче и так далек от тех счастливых времен, когда мы с Вами виделись, что поговорить о них и то — величайшая для меня радость, которую я, быть может, позволил себе слишком затянуть.

Примите выражение глубочайшего моего почтения.

Пр> Мериме.

9

АНРИ БЕЙЛЮ

19 января 1833.

<...> Надобно рассказать Вам одну презабавную историйку, но только Вам одному. Года полтора назад мне пришло письмо, написанное незнакомой рукою, где меня спрашивали, не разрешу ли я одному художнику написать картину, изображающую сцену из 1572 года ⁴. В случае согласия я должен был сообщить об этом леди С<еймур> до востребования, в Кале.

Сам не знаю зачем, но я ответил. Во втором письме меня просили дать кое-какие сведения по костюмам. Я дал. В третьем — изъявления благодарности и признание, что речь идет вовсе не о картине, — просто очень хотят со мною познакомиться и для этого пошли на такую хитрость, автором же письма оказывается английская дама, двадцати лет от роду. И наконец меня весьма настойчиво просят ответить. Я отвечаю: «А может быть,— вы кавалерийский офицер, скучающий от гарнизонной жизни, или старуха — что же за радость мне переписываться с Вами?» И сам не знаю почему, продолжал писать.' Письма . стали приходить столь часто, что между незнакомкой и мною установилось нечто вроде дружбы. Содержание же писем напоминало беседу с весьма живою и остроумною женщиной. Я неустанно просил ее подарить свой портрет или согласиться на встречу. Наконец ко времени моего отъезда в Англию она написала, что некая дама передаст мне в Кале ее портрет и что, быть может, в Лондоне она согласится увидеться со мною. Проезжая че-рез Кале, я зашел за означенным портретом. Его вручила мне дама с тронутыми сединою волосами, оглядевшая меня с головы до ног с не-скрываемым любопытством. Я же, со своей стороны, не задал ни одного вопроса, держался отчужденно и, получив пакет, галопом понесся к себе в гостиницу. Подобно Фьоре ², делающего перевязку, я зажег две свечи и обнаружил премилую акварель, изображавшую весьма хорошенькую женщину с большими черными глазами и меланхолическим выражением лица. К портрету прилагалось длиннейшее письмо, где то тут, то там попадались выражения, вполне очевидно выказывавшие love ^lsj!. В Лондо не я совершил все возможное, чтобы отыскать леди С., но сие мне так и не удалось. Наконец за несколько дней до отъезда я получаю от нее письмо. Такого-то числа она должна быть в Булони, и там я ее увижу. Письмо с указаниями, как, где и пр. мне передадут в Кале. По прибытии в Кале первейшей заботой моей было добраться до дамы, передавшей мне первое письмо, и попросить у цее второе. Дама эта, госпожа Л<емер>, предложив мне сесть, некоторое время на меня смотрит, потом принимается утирать глаза, и вид у нее становится совсем жалкий. Меня же обуял страх, ибо я подумал, уж не она ли моя незнакомка. Наконец после вступления, в котором воспевались мои добродетели, достойнейший нрав мой и пр., она испросила у меня позволения сказать всю правду. Я затрепетал. «Сударь, Вы, верно, полагали, что Вам пишет некая англичанка. Ничего похожего. Это девушка из Булони, и в голове у нее одни мечты да ветер. Ей двадцать лет, и она прехорошенькая, как Вы могли понять по портрету, который она Вам прислала. Первое письмо она написала, желая получить автограф такой знаменитости, потом ее очаровали Ваши письма, потом ее охватило какое-то безумие, и вот теперь она дошла до состояния, в котором Вы сможете убедиться сами». Тут она дает мне три или четыре письма от барышни, исполненных непостижимого безумия и страсти. Каждое слово в них проникнуто пламенной любовью к Вашему покорному слуге. Я, читая письма, выглядел, должно ^1Ф любовь {англ.).