– Я твердо решила. Завтра же ему напишу.
Весна наступила какая-то жалкая, не то что в прежние годы. Казалось, желтые нарциссы, крокусы и примулы и сам солнечный свет тоже наряду с мясом и мылом отпускаются по карточкам. Из окна столовой Стелла смотрела на сиротские капустные и луковые грядки, на подризник преподобного Стоукса, пыжащийся под ветром на бельевой веревке, словно неуклюжая нелетающая птица. Перед Стеллой лежал блокнот – на его листках она строчила письма Чарлзу – и два никуда не годных черновика. Стелла предприняла третью попытку написать Дэну Росински.
Фразы сумбурно роились в голове, содержали беспорядочные сведения и слишком личные переживания. Нельзя такое доверять бумаге, доверять чужому мужчине. Так и спровоцировать его недолго. Стелле хотелось спросить Дэна Росински о здоровье и настроении, сообщить, что она о нем часто думает, беспокоится за него. Выразить надежду, что с ним все будет хорошо – насколько все может быть хорошо с человеком, бороздящим воздушное пространство над вражеской территорией. С другой стороны, переписка с Дэном Росински не является изменой Чарлзу, а значит, письмо должно быть сугубо деловым. Сухим и кратким.
Пожалуй, слишком сухо получается. Стелла уставилась на «миссис». Уж не упрекает ли она Дэна Росински этим словом? Она просто хочет прояснить ситуацию перед их следующей встречей – чтобы не осталось места недопониманию. Почему же эффект такой, будто она указывает Дэну Росински его место? Может, переписать письмо без «миссис»? Увы, Стелла писала с нажимом, «миссис» выделяется теперь на нижнем, чистом листе, а бумага нынче в дефиците… Поспешно Стелла вырвала листок из блокнота, сложила пополам, сунула в конверт, запечатала.
Выводя на конверте «Мл. лейтенанту Д. Росински», Стелла чувствовала себя почти прелюбодейкой. Мурашки по спине, дрожь в крестце… Впрочем, этим физиологическим явлениям есть и другое объяснение – в столовой нетоплено, солнечные лучи сюда не проникают, а Стелла уже давно корпит над письмом. Она поднялась, стала искать марку. Надо поскорее отправить письмо – пока храбрость не изменила.
– Отличная погодка нынче! – крикнула Ада из-за собственного забора.
Рядом с ней стояла Марджори Уолш. Стелла улыбнулась, помахала. Увы, этим отделаться не вышло. Ада, вероятно, под действием весеннего тепла, разразилась приглашением:
– Зайдите, милочка Стелла, взгляните,
Сдерживая улыбку, Стелла сделала несколько шагов к забору. Зефирка, изрядно подросшая за последние недели, царствовала в броутоновском дворе и принимала подношения визитеров с грацией венценосной особы. Стелла из одной только вежливости заглянула в хлев. Зефирка хрюкала над целой охапкой одуванчиков. Ада почесала ее за ухом, Зефирка подняла голову. Из пасти с обеих сторон свисали два одуванчика – так могла бы держать розы неистовая Кармен.
– Ах ты дурашка! – заквохтала Ада. – Дурашечка моя!
– Что-то вы нынче какая-то… сияющая, миссис Торн, – обронила Марджори Уолш, подозрительно оглядывая Стеллу. – Не пойму, в чем причина. Прическу изменили, да?
– Что? Прическу? Нет. Вовсе нет.
Рука инстинктивно взлетела, коснулась кашне, скрывавшего волосы. Чуть ли не в панике Стелла зачастила:
– Мне надо… я тороплюсь…