Письма к Вере

‹…› Исполняю ваши маленькие наставления. Думаю, что на днях переводы будут готовы, и, конечно, сам их отвезу. Я встретил вчера в метро Элькиных, которые мне сказали, что в «Revue de Paris», такой журнал, в списке выходящих книг имеется «Король, дама, валет», но другого автора. Чуть ли не Giraudoux. То же самое случилось с Алдановым. Вышла книга «Sainte-Hélène, petite île», он с автором встретился, и тот в предисловии отметил совпадение заглавий. Я узнаю в подробности, в чем дело. Был вчера у Осоргина: моложавый, худой человек с намеком на шевелюру, в какой-то бархатной куртке с поясом и в раскрытом теннисном воротнике. Разговор был не очень интересный, ненавидит Ходасевича и дружен с Оцупом. Называет его замечательным, порядочным. Оттуда поехал к Зайцевым: иконы и патриархи. Они довольно симпатичные, простодушные, рассказали, между прочим, что Ремизов смертельно обижен на меня. У них масса друзей-евреев, но вместе с тем Зайцев любит просмаковать еврейский выговор. И вообще, что-то в них не то, какой-то есть не очень приятный пунктик. Я выпил у них чая и отправился к Лоллию, у которого оказалась очень симпатичная молодая жена с прической à lа пушкинская барышня. У них видел Рахманинову и чету Поль. Было адски скучно. Но зато Рахманинова отвезла меня на своем автомобиле домой. А я прямо валился от усталости, ибо ужин еще был у Кянджунцевых и у Портновых. Сегодня написал несколько писем Юле, бедной Раисе и т. д. И писал рассказ. В пять нужно зайти к Фондаминскому, а оттуда обедать к Томпсону. Забыл прошлый раз вложить в письмо к тебе рекламное объявление о «Подвиге». А теперь не могу найти.

Прости, что пришлось переписывать рецензии. Ведь это было по Никиному совету. Я вполне уже реваншировался и ужинал с Наташей в кафе, пил и так далее. А Ника будет на моем вечере, и конечно, я им устрою места. Ян Рубан до сих пор поет романсы в моих переводах. Она и Поль, ее муж, <вернулись?> из Saurat и даже ели в той гостинице, где, помнишь, было так вкусно, и есть у него пейзажи из Saurat. Он – музыкант, художник и оккультист. А вообще, похож на того гомеопата, к которому мы однажды ездили. Как забавно, правда? Рубанова в Обществе защиты животных и очень горевала по поводу ушек. Сейчас сижу в крохотной гостиной Раушей, где и сплю. На стене портреты его предков и дяди Жени и Юрика. Над диваном, где сплю, висит гитара, все стулья просижены так, что надо подкладывать подушку, когда садишься. Очень они милые люди, и дети, дочь Марии Васильевны и сын Коки, тоже очень милы и живут в ужасной бедности. Буду на днях у старика Куприна. Если увидишь Зёку, скажи ему, что пишу ему. «Бельгийцев» отложить поздно, да и думаю, что успею к 26-му сделать все, что сделать нужно. ‹…›

126. 12 ноября 1932 г. Париж – Берлин

В воскресенье вечером я переезжаю к Фондаминским на три дня, ибо хочу немного отдохнуть до вторника, а тут, несмотря на очаровательность Раушей, отдохнуть мудрено. В среду у них освобождается задняя комната, съезжает жилец, и я въеду туда до конца моего пребывания здесь. Предлагаю за то платить, они пока что отказываются. Но думаю, что надо их уговорить. Продолжай писать на этот адрес или правильно рассчитай, вернусь в среду сюда или в четверг, а то будет путаница. Я буду читать, вероятно (все еще не могу окончательно решить), первую и, быть может, вторую главу романа. Нет, начну со стишков, потом главу, потом перерыв, потом «Хвата» и «Музыку». Послал приглашение бедной Ю. Ю. и тете Нине. Вчера был у Фонда, а оттуда – пешком – пошел к Томпсонам по прелестной rue du Docteur Blanche, где стены летом сплошь в розах. Напиши Лизавете письмо, а то написала только два слова. Сегодня завтракал с Наташей. Вернулся около четырех и только выйду, чтобы опустить это письмо и зайти на минуту к Алданову, который живет поблизости. Чувствую себя чрезвычайно усталым, но все-таки очень мил и весел. Пишу все в той же маленькой гостиной. Тут же говорят, мастерят на столе какие-то полотна. Совершенно не могу сосредоточиться. И все очень неудобно: и стол, и стул, и перо. Завтра обедаю у Евреиновых. Меня страшно раздражает, что не кончу рассказа ко вторнику. Посмотрим, как пойдет у Фонда. А тут писать невозможно. Вечером будут к обеду Дон-Аминады и Мума с мужем. Сегодня письмо какое-то куцее и кисленькое. В этих самых «Nouvelles Littéraires» и «Candide»’ax можно найти все-таки немало пошлятины. Мне очень-очень жалко старушку Тейш. Давненько не видал Берберовой. ‹…›

127. 14 ноября 1932 г. Париж – Берлин