Письма мертвой королеве (СИ)

Ёрм исчез столь же бесшумно, как и появился. Локи досадливо скривился, вот еще не хватало на старости лет бегать от городской стражи! Фенрир, испуганно шарахнувшийся в сторону от свистнувшей стрелы, споткнулся и упал. Локи протянул к нему руку, чтобы поднять на ноги, но пальцы цапнули воздух — свернувшийся на земле парень словно бы замерцал. Чтобы спустя пару ударов сердца вскочить уже не на две ноги, но четыре лапы. Четыре сильных волчьих лапы, серая шкура с черным ремнем по хребту, узкая морда. Волк коротко взвыл и рванул в темноту, подальше от стражников с их мечами и факелами. Подальше от истошных криков: «Варг! Варг в стенах, вон он! Стреляйте, не дайте ему уйти!»

Локи оставалось только набросить на себя покров невидимости и тихонько отойти в сторону. Судьбу не обманешь. Итак, Фенрир унаследовал отцовскую изменчивость, способность менять обличья и прятаться под звериной шкурой. Один из его сыновей — варг-перевертыш…. А второй? Какими способностями обладает Ёрм, молчаливый и не прощающий нанесенных обид?

Хель плакала. Сидела на полу в горнице первого этажа и рыдала над бессильно распластавшимся трупом Гарма со свернутой набок головой. Из приоткрытой пасти уродливого пса куском недогрызенной колбасы свисал лиловый язык. Хель хлюпала носом и медленно водила руками над трупом собаки.

Заслышав шаги отца, чародейка не прервала своего занятия. Локи остановился в дверях, смотря, как с пальцев Хель медленно стекают лиловые и изжелта-черные огоньки. Как они падают на клочковатую шкуру Гарма и исчезают, впитываясь, подобно поглощаемой сухой землей воде. Хель бормотала и плакала, ворожа и заклиная — пока пес не дернулся, беспомощно засучив лапами.

— Я всего лишь велел ему угомонить собаку, — почему-то чувствуя себя до крайности неловко, пробормотал Локи.

— Если б ты почаще бывал дома, то знал бы, что Фенриру ведом единственный способ угомонить кого-либо — прикончить, — сухо отозвалась Хель. Пес обрел опору и встал, пошатываясь и скалясь на Локи. Если б не ситуация, асгардец сел бы сейчас рядом с дочерью и власть потолковал бы с ней об искусстве чародейства. Локи не владел подобной магией и мог по пальцам одной руки пересчитать тех, кому она была доступна — а также наизусть отчитать длиннейший перечень редких снадобий и артефактов, потребных для ритуала. А его немертвая и неживая доченька вот так запросто, мановением руки, обратила собаку в драугра, ожившего мертвеца. — Иногда я ненавижу его за это. И тебя — за то, что позволил нам родиться и жить. И себя — за то, что мертвое мне дороже живого.

— Хель, а кем оборачивается Ёрм? — спросил Локи, глядя, как вернувшийся к жизни пес обходит горницу. С каждым шагом Гарм ступал все уверенней, хотя выглядеть стал куда страшнее, чем до своей внезапной смерти.

— Змеей, — отозвалась Хель, ладонью вытирая слезы. — Я сама не видела, Фенрир рассказывал. Большой змеей, которая любит воду. С блестящей чешуей и ядовитыми клыками.

— Понятно, — Локи кивнул. — Нам пора в путь, дорогая. Этот городок утратил в моих глазах былое очарование.

Их следующим прибежищем стал город смертных в Мидгарде. Большой, шумный, грязный, многолюдный, раскинувшийся на берегах медленной реки, впадающей в море. Локи без труда выдал себя за богатого иноземного торговца, вдового, но с двумя детьми-подростками. Двумя, потому что в Ёрм первый же день пребывания здесь ушел от семьи. Молча спустился с каменного откоса к полосе прибоя и, как был, прыгнул в мутную воду. Локи чувствовал его присутствие — и то, как Ёрм постепенно удаляется от берега в открытое море. Земля стала для него чужой. Отец, сестра и брат больше не имели значения.

Хель и Фенрир пока еще оставались рядом. Хель увлеклась изучением человеческой грамоты, Фенрир подыскал себе компанию, а Локи было совершенно нечем заняться. От скуки и безделья он вошел в доверие к местному правителю и сделался его советником, подбив страну на войну с соседями. Все чаще ловя себя на том, что пребывание в Мидгарде — отсрочка. Неуклюжая попытка увильнуть от чего-то страшного, что таится за поворотом дороги, за углом дома, подкарауливает в тенях, выжидая. Взор Хеймдалля проницает все миры, но даже Хеймдалль не в силах в подробностях уследить за тем, что творится в Девяти Мирах. Локи исправно появлялся на торжествах в Асгарде, пикировался с Одином, язвил племянничка Тора, соблазнял какую-нибудь асинью посмазливее — и ждал. Ждал неведомо чего. Может, знака с небес. Может, определённого расклада рун. Локи тосковал и маялся, изводясь неопределенностью. То ему казалось, что надо укрыть детей получше, то пронзала догадка о том, что всем давно известен его секрет и надо положить конец этому бессмысленному бегству в никуда, приведя Фенрира и Хель в Асгард. Смачно плюнув в рожу судьбе и старой полоумной вёльве. Выкрикнув на все Девять Миров: «Вот мои дети, и никто из вас не причинит им вреда!»