Письма моей сестры

Мы садимся на заднее сиденье. Я пою еще одну песенку из мюзикла, и Марк присоединяется ко мне. Водитель качает головой.

– Что ты больше всего любишь на свете? – спрашиваю я. – Кроме порнухи.

Марк шутливо чешет подбородок.

– Кроме порно? Ну, пожалуй… хм… зефирное пирожное.

– Не перевозбудись.

– Ладно, а ты?

– Запах свежего кофе и хлеба.

– Кататься в солнечный день по свежему снегу.

– Ложиться спать.

Марк поднимает брови.

– С кем-нибудь или одна?

– Одна и закутаться в теплое одеяло.

– Вау, мы с тобой безумная парочка, правда? О’кей, что ты ненавидишь больше всего на свете?

– Грубых и ограниченных людей.

– Людей, которые заглядывают через твое плечо на вечеринке.

– Ой, терпеть не могу!

– Тогда надо сказать им, что ты выпил бутылку джина с двадцатью таблетками анадина [8], и посмотреть, скажут ли они: «Ой, как интересно», – продолжает Марк.

– Автоинспекторов, – кричит водитель кэба. – И людей, которые говорят мне, какой дорогой ехать – это меня еще как злит. Думают, что знают лучше меня, хотя я много лет езжу по Лондону.

– Теперь налево, – говорит Марк.

Шофер смеется.

– О-о, я нашла! – кричу я. – «Рождество начинается в августе».

– Мне нравится эта игра. Люди, которые знают все лучше тебя, – продолжает Марк. – Я говорю кому-нибудь, что еду в Вену, а они мне говорят, что я на самом деле должен ехать в Будапешт.

– Да-да, нет ничего противнее. – Мы смеемся. – Если бы ты мог что-то изменить в себе, что это было бы? – спрашиваю я.

Марк надолго задумывается.

– Тогда я начну, – предлагаю я. – Я хочу быть не такой упрямой.

– Я слишком мягкий.

– Нет, неправда. Я видела, как ты строил в шеренгу детей. Они уважают тебя. Ты добрый, но это совсем другое. А я еще бываю слишком гордой.

– Мне нравится твоя откровенность. Ты говоришь то, что думаешь.

– Нет, Марк, не всегда. Вот погляди, сколько потребовалось времени, чтобы мы с мамой нормально поговорили. Я загоняю проблемы вглубь, коплю их.

– Ну а у меня все наружу, сердце на рукаве. Я слишком эмоциональный. Даже плакал, когда читал «Мосты округа Мэдисон».

– Какой ты нюня. Но я тоже плакала.

– И я тоже, – вмешивается шофер, слушая нас с интересом.

– Марк. – Я подвигаюсь ближе к нему, и наши колени мягко соприкасаются. – Я никогда не замечала прежде, что у тебя разные глаза. – В самом деле, один глаз карий, другой синий. Мы глядим друг на друга долго-предолго. Я отворачиваюсь первая.

– Ох, – говорит он, – нелепый случай. Я записывал счет на матче по крикету. Я закрутил карандаш между растяжками, которые держали сетку, и он вдруг у меня вырвался. Вероятность того, что карандаш попадет мне в глаз, была миллион к одному, но… – он показывает жестом на свой глаз, – мне сделали три стежка. Вот почему я теперь хожу в очках. Зато у меня появилось оправдание, если я проигрываю в теннис, – шутит он. – Ты дрожишь, Кэти. Вот, возьми мою куртку.

Он накидывает куртку мне на плечи, и я чувствую тепло от его прикосновения. Мы почти приехали, но мне очень не хочется, чтобы этот вечер закончился.

Марк словно прочитал мои мысли.

– Еще рано, – говорит он. – Хочешь выпить по бокалу вина?

Я киваю.

– Эммы с Джонни сегодня не будет. Давай зайдем ко мне?

– Отлично. Эге, мы уже приехали, – говорит Марк таксисту. – Остановитесь где-нибудь здесь.

Марк подает мне руку, когда я выхожу из кэба.

– М’леди, – говорит он, – кстати, сегодня вы выглядели неотразимо.

– Да? Благодарю вас, сэр. – Мы стоим, держась за руки. – Значит, ко мне? – наконец спрашиваю я, разжав его руку.

– Это еще зачем? – Сэм, в своей старой кожаной куртке, стоит возле двери Эммы. Теперь он направляется к нам.

Я вижу его дрожащие руки, и мне даже становится его жалко. Замерз бедняга на холодном ветру. От его самоуверенности не осталось и следа. Это не тот Сэм, который гордо шествует повсюду, стуча каблуками. Он даже толком не побрился.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

– А я хочу спросить, что вы тут делаете? Сладкая парочка.

– Сэм, это не твое дело.

Прищурившись, он смотрит на Марка.

– Ты кто такой?

– Марк.

– Привет, Марк. Где вы были?

– Слушай, Сэм, ступай домой, – бормочу я. Марк перебивает меня.

– Что ж, если тебе действительно интересно, я пригласил ее на мюзикл «Моя прекрасная леди».

– Кэти терпеть не может мюзиклы.

– Что ж, тогда мне еще приятнее, что она согласилась пойти со мной, – спокойно замечает Марк.

– У вас что, любовь и дружба? – спрашивает Сэм с отвращением, словно сама мысль об этом ему невыносима. – Кэти стала похожа на монахиню. Держишь себя так, как будто надела пояс верности.

От моей жалости не остается и следа.

– Сэм, ты пьян.

– Марк, любитель мюзиклов и пидер, – продолжает он, – и моя бывшая подружка, превратившаяся в монахиню. Что у вас общего? Да ничего.

– Ну я просто удивлен. Ты убежден в ее целомудрии и все-таки пришел сюда. Как видишь, ситуация безопасная. – С этими словами Марк берет меня за руку.

– Сэм, уже поздно, пожалуйста, ступай домой, – тихо прошу я.

– До полуночи еще далеко, сестра Флетчер.

Мы с Марком идем дальше.

– Как ты думаешь, может, вызвать для него кэб? – негромко спрашивает Марк.