Письма на чердак

– Бука был моим страхом. Однажды ребёнком я увидел чумного доктора в каком-то фильме. Таким Бука ко мне и являлся, пока я не стал СамСветом. Поэтому я не сказал бы, что мы особо близки. Но я нужен ему, а он нужен мне. Я не бездействую здесь, как ты. У меня ведь невеста. Мне приходится её защищать. Бука, Царь Вор и остальные помогают мне в этом. Не безвозмездно, конечно.

Мне не нравилось, когда он говорил о невесте. Ему же всего тринадцать лет! Мальчишки в его возрасте на девчонок-то не смотрят, а уж думать о женитьбе – это какая-то патология. Не дружит с головой этот Герман.

– А как зовут твою девушку? – спросила я.

Герман вспыхнул и отдёрнул руку.

– Зачем тебе знать? Мы обсуждали твою жизнь. И вообще, мне пора.

Мальчик быстро двинулся к выходу.

– Подожди! – отчаянно крикнула я.

Эхо подхватило мой крик, словно насмехаясь надо мной, и я испугалась собственного голоса. Герман обернулся.

– Что едят малыши? Я не знаю.

Герман улыбнулся. Улыбка у него добрая. Его хмурое тонкое лицо сразу расцветает от этой улыбки.

– Не беспокойся об этом.

– Извини меня, Герман!

Мальчик уже справился со своими чувствами и глядел дружелюбно.

– Я не сержусь. Только давай не будем говорить о моей невесте.

Я кивнула.

– И да, у твоих Пуговок-Бусинок растёт грива. Ты не думала, что они мальчики?

– Не важно, – пожала плечами я.

Герман снова улыбнулся, а потом продолжил свой путь. Возле ворот, перед тем как выйти, он обернулся и махнул мне рукой.

Он меня простил! Как хорошо! Хоть с Германом у нас мир. Почему меня никто не любит и все на меня обижаются? Что я делаю не так? Наверное, всё. Иногда мне кажется, что с каждым моим вздохом в мире умирают чьи-то надежды.

Я нежно погладила химер и поцеловала их мягкие шерстяные лбы.

– Спасибо за Германа, милые!

Шушу и Гном Письмо 6

Здравствуй, Бархата.

Не только ты делилась с нами историями, но и мы тебе рассказывали свои.

Например, как ездили в Задорожье на рыбалку. Помнишь? Тогда родители ещё сохраняли видимость тёплых чувств или правда ещё любили друг друга. Хотя любовь их напоминала угли тлеющего костра, которые лишь иногда выстреливали искрами чувств. Мы жили от одной такой искры до другой, а в нас самих горело яркое пламя надежды, что всё и всегда будет хорошо.

Я и Гном полулежали на пуфиках в зале нашего замка, и брат вещал:

– Мы встали рано утром, чтобы успеть на пригородный поезд, пили чай с бутербродами в вагоне. Я обожаю пить чай в поезде! Там такие подстаканники! И высадились мы прямо в лесу, представляешь! Точнее, у реки. Она называется Виледь.

Бархата сидела на подоконнике с открытым окном, а волосы её были откинуты назад, на улицу, и она напоминала мне Рапунцель. Плед кружил под потолком.

– Да сядь уже, Плед! Я же рассказываю! – возмутился Гном, гневно блестя глазами-жуками.

Я прыснула в кулачок, вспоминая, как Плед пытался усадить Гнома, когда хотел поведать нам историю Тёмного Уголка. Теперь всё было ровно наоборот.

Гном не обратил на мой смешок внимания.

– Мы взяли с собой палатку и на берегу реки собрали её, – продолжал он. – Мама развела костёр, а папа сделал нам удочки из веток. Я даже поймал ерша! Бархата, ты знаешь, что такое рыбалка?

– Конечно, я сотни лет гуляю в Задорожье, – ответила Бархата, улыбаясь.

– Это здорово! Правда, червяков жалко, но мама объяснила, что им не больно, – вставила я: мне тоже хотелось делиться впечатлениями с Бархатой.

– Папа поймал окуня и краснопёрку. Шушу тоже поймала окуня. Мама почистила картошку, морковку, луковицу и сварила уху с нашей рыбой. И почему мне достался именно ёрш? Я не мог его съесть. Он колючий весь – и снаружи, и внутри, – продолжал Гном.

– А ночевать мы не остались, хоть у нас и была палатка. Слишком холодно уже у реки, – подхватила я.

Бархата улыбалась и кивала, а мышки вовсю трудились и сновали туда-сюда. В центре зала они сооружали пирамиду из орешков, которые приносили из леса.

Я встала, подошла к Бархате и выглянула в окно. На подвесном мосту, сейчас опущенном, на снегу было много крошечных мышиных следов. Одни маленькие труженики бежали в лес, другие возвращались на задних лапках, неся в передних добычу.

– Мыши делают свою Дорогу, – сказала я.

– Они не успокоятся, пока не оберут весь найденный орешник, – объяснила Бархата.

– Почему они складывают орехи здесь, а не уносят их к себе? – спросил Гном. – Целую комнату нашего маленького замка мы отдали им.

– Вернее, они её захватили, – поправила я.

Бархата пожала плечами:

– Наверное, хвастаются.

– Они делятся с нами, – пояснила я гордо: с мышами я умела ладить. – Они хотят, чтобы мы взяли столько, сколько нам нужно, и этой горой показывают, что орехов хватит на всех.

– Ну да, ты же мышь, тебе лучше знать, – хохотнул Гном.

И правда, мышиный хвост словно помогал мне понимать маленьких обитателей замка.

Я прильнула к Бархате. В этом мире она не казалась холодной. Наши наряды были похожи, и я представляла, что Бархата – моя старшая подруга, сестра, тётя. На самом деле она наша наставница. Но это почти то же самое. Бархата не учит, она рассказывает истории.