Но это настолько ограниченное действие... Что мы можем сделать? Какое мы имеем право воздействовать на других, в то время как мы сами обладаем столь жалким господством над своими внутренними силами, пребываем в потёмках, бросаясь от более-менее невротической депрессии к слишком нервной радости. Существует такой разрыв, такая задержка между этим существом света и проницательности, которое пытается родиться из наших глубин, и давящей массой наших физических и ментальных автоматизмов. Не путём странствий от одного тропика до другого, реализовав мимоходом пару проблесков, сможем мы исполнить нашу роль. Но в таком случае... И я по прежнему одержим Индией, некоторыми из людей, которых я там встретил, которые
Это уже не письмо, а целый роман... Как трудно услышать его истинный голос посреди грохота слов -- надеюсь, в случае необходимости ты его услышишь, несмотря на мои собственные слова. Прощаясь, оставляю тебе свой вопрос: "Что мы можем сделать?" и если ты не прочь мне написать, хотел бы услышать твой ответ перед тем, как отправиться в дорогу, но я не могу ждать слишком долго.
С братским приветом
Б.
U
Валадарис, 12 ноября 52
Бернару д'Онсие
Дорогой старина Бернар,
Конечно, как ты пишешь, я "буду подыхать с голоду до самого последнего своего дня" -- однако, я предпочитаю умереть с голоду, но ощущать свободное и наполненное сердце, бьющееся в груди. Это сильнее меня, и я не чувствую в себе мужества торговать своей нынешней реальной свободой ради сомнительной свободы в пятьдесят лет, когда я буду иметь солидный счёт в банке. И какое мне дело до будущего, если всё моё настоящее
Следовательно, я пишу тебе сейчас, чтобы сохранить своё место на
Будь мужественным, старина. Твоё безденежье скоро закончится, и я желаю, чтобы у тебя было немного счастья, которого ты заслуживаешь.
Б.
U
Валадарис, 20 ноября [1952]
Клари
Дорогая подруга, ваше последнее письмо оставило меня в задумчивости, и я заметил -- всё, что касается вас, трогает меня до глубины души; нет ни одного из ваших поражений, ваших бунтов или ваших тревог, которые не были бы моими. Я думаю о той "пустыне", которая вас окружает, и я не могу поверить, я не хочу допускать, что то ценное, что есть в вас, не сумеет "выжить" в Карачи, как вы пишете. Я верю, что нужно испытать всё -- неважно, какой ценой, неважно, с каким риском, -- чтобы обрести или сохранить эту уникальную ценность, которая делает нас динамичными и сознательными существами посреди окружающих сомнамбул. В конце концов, Подруга, у нас нет других причин жить, не так ли?
Как бы я хотел заставить вас разделить мою уверенность, что есть нечто несравненное, что мы должны ОБРЕСТИ в нас самих. Мы лепечем и шатаемся, словно дети в ночи, но иная сила, иной образ в наших глубинах -- образ Радости и Проницательности -- ожидают, когда же у нас появится мужество принять их. Всё, что нужно, это только захотеть, только
Возможно, завтра вы напишете мне, чтобы я не обращал внимания на ваше последнее письмо, что это была лишь минутная слабость... Подруга, не обманывайте себя и оставайтесь внимательной к тем минутам тревоги, посещающей вас. Реагируйте неистово, если понадобится. Вы не имеете права позволять себе медленно угасать между бриджем в душный полдень под мурлыканье вентиляторов и хмурым вечером, который нечем разбавить кроме новинок "Century Fox" или болтовни английской Колонии. Разве ради этого вы ушли от Жилле?