получил сегодня «Вечнозеленое»-50 с моим коротким стихотворением в нем, сильно под конец, там все усеяно знаменитыми, вот они: Теннесси Уильямс, Джон Речи, ЛеРой Джоунз, Карл Шапиро, Уильям Истлейк… но написано все плохо, кроме меня и очень хорошей пьесы Хиткоута Уильямса «Местный стигматик», которая впервые прошла в Эдинбёро в театре «Траверз»… чем бы оно ни было. так или иначе, написано хорошо. А вот у Речи материал был очень плох, и у Уильямса с Шапиро почти так же плохи. но все это я понял давным-давно – ныне знаменитые некогда писали хорошо, а теперь больше хорошо не пишут, а расхаживают, пристегнувшись к своим именам, к своим ярлыкам, и публика с журналами жрут за ними говно. боги благословили меня, не сделав меня знаменитым: я по-прежнему палю словом из орудия – а это гораздо лучше капели с вялого хуя. но из-за всего этого попасть в «Вечнозеленое» было мне полезно, поскольку научило меня, что всё есть ничто, а ничто есть всё, и тебе все равно приходится завязывать себе шнурки самому, если у тебя есть ботинки, и творить собственное волшебство, если есть что творить. Меня больше беспокоит стихотворение про бой быков, что подлинне́е, которое я им сделал, и надеюсь, оно у меня в уме выйдет нормально, когда выйдет. штука с «Вечнозеленым» в том, что можешь растрясти в ком-то жизнь, до кого раньше мог и не достать, но это касательная, главное, конечно, в том, чтобы мясо посолить и поперчить, записать, а где появится – не важно. есть какие-то основные истины, иногда, по-моему, а мы по большей части о них забываем. или же они в нас притупляются, или мы из них продаемся. я, вероятно, пишу всю эту срань про «Вечнозеленое» потому, что меня мучает совесть, и я боюсь, что как хороший писатель оскальзываюсь ради того, чтобы попасть к ним на глянцевые страницы. с другой стороны, есть и радость ребенка на Рождество, когда открываешь чулок, набитый добром. это славно. в конце концов, когда стихотворение завершено, от тебя не остается ничего, кроме торговца куриным пометом, а кто ж не хочет появиться в «Вечнозеленом», а не в «Эпосе, ежеквартальнике стиха»? быть может, поистине хорошие люди еще не прибыли. быть может, мы по-прежнему в стадии кокона, а то и хуже, и нас выдерут из этих ебаных коконов еще до срока. ах. эмм. у меня определенно все слабости шайки необученных матросов, только сошедших на берег после 90 дней в открытом море, без сна, и круглоглазых женщин там не так уж много. в общем, я не делаю вид, будто я какой-то Христосик, да и так или иначе Христосиком быть не стоит и кошачьей какашки, тебе не кажется? Мне кажется.
1968
[…] Да, ты прав – стихо-мир как бы такой шелковистый, и в нем господствует мягкое фуфло, «Поэзия» (Чикаго), которая, давным-давно, была хорошим журналом, теперь пастбище и брех-машина для обрюзгших липовых поэтов, трюкачей, но она за нами наблюдают – они приходят и звонят в дверь, они хотят посмотреть на тварь и увидеть, как это делается. Но ничего не видят – красноглазого пердуна на тахте с бодуна, который разговаривает, как газетчик на углу. […]
Слава + бессмертие – игры для других. Если нас не узнаю́т, когда мы идем по улице, нам повезло. Лишь бы работала печатка, когда мы за нее в следующий раз сядем.
Моей маленькой девочке я нравлюсь, и этого уже довольно.
[…] Мне нравится ДЕЙСТВИЕ. В смысле сам знаешь, до чего медленно шевелятся некоторые журналы, в этом есть что-то омертвляющее – зеваешь, зеваешь, ох матушки, зачем все это? сам знаешь. похоже, многие из них ждут пожертвований или чудес. ни то ни другое не поступает; с таким же успехом могли бы подготовиться и проталкиваться сами. колонку в неделю для «Открытого города» я пишу по одной-единственной причине – покамест. ДЕЙСТВИЕ, оно выпрыгивает из машинки на страницу. отдаю ее [Джону] Брайену, БАЦ, она ВЗРЫВАЕТСЯ, тут не надо никакой журналистики, потому что оно мгновенно, плохо, а искусство и хорошее искусство создаются одновременно. То есть элемент времени к этому никакого отношения не имеет. не объясняю я толком, надо успеть к почтовому ящику к 5 часам.