Письма об Испании

Я остановился здесь в «Fonda de Minerva»^{320} — отличной гостинице, устроенной на английский манер. На другой день, проснувшись рано утром, открыл я окно: передо мной, внизу, с шумом и пеной бежал Хениль^{321}, за ним большая красивая площадь — Виварамбла, к сожалению, недавно переименованная в plaza de la Constitución[80]: здесь происходили рыцарские игры мавров и турниры, прославленные романсами, тут же потом производились и autos de fé инквизиции. Здесь в 1498 году кардинал Хименес сжег все книги арабские, какие нашлись у жителей и в библиотеках Гранады. Далеко за площадью, из-за груды домов, возвышалась ярко-зеленая гора, на ней полуразвалившиеся зубчатые стены и башни — там Альамбра. Резко обозначались их темно-красные очертания на утренней, густой синеве неба; раннее солнце облило их еще своим багрянцем; ярко белел снеговой полог Сиерры-Невады; влажность и теплота цветных тонов были удивительны. Два густых кипариса высоко поднимались между развалинами стен Альамбры, как два непрерывные меланхолические аккорда среди этой ликующей, жаркой игры цветных тонов неба и природы.

Мавританский элемент живет в Гранаде не только как историческое воспоминание — его чувствуешь во всем: тут арабская надпись, там мавританские линии здания или мавританское название места. В этих вьющихся улицах легко заблудиться. Есть между ними такие узкие, что два человека рядом с трудом могут идти. Крыши домов через улицу чуть не сходятся. Городские ворота «Эльвира» сохранили вполне свою мавританскую архитектуру. Одним из самых интересных памятников этой архитектуры был старый арабский базар (Alcaycería) — большое здание, к сожалению, сгоревшее назад тому несколько лет^{322}. Он реставрирован в его прежнем стиле и расположением очень похож на внутренние ряды московского Гостиного двора^{323}. Мостовая дворов и улиц вымощена узорчатыми арабесками из разноцветных камешков. Alameda (городское гулянье) здесь первое в мире; правда, что она состоит только из длинных аллей буков и вязов; но огромность и свежесть деревьев, вид на Сиерру-Неваду, склонившую сюда свою снеговую вершину, но густые, высоко бьющие фонтаны придают этому месту редкий характер величия и красоты. По аллеям, в канавках, обложенных цветными камешками, журчат ручьи чистейшей воды, бегущие из тающего снега Сиерры; вправо, по окраине дерев, в углублении, обросшем олеандрами, с шумом и пеной бежит Хениль. Хорошо здесь при закате солнца, когда по аллеям ложатся сумрачные тоны, между листьями дерев просвечивает снеговой полог Сиерры, облитый розовым сиянием, а по отлогостям горы стелется лиловый пар…

Хотя в Гранаде от 80 до 90 тысяч жителей, по церквей немного, и все они не замечательны. Собор велик, но далеко уступает соборам Бургоса, Толедо и Севильи. Внутренность его сделана во флорентийском стиле и вся выложена разноцветным мрамором. Но в этом великолепии нет ни красоты, ни величия. Самый замечательный отдел собора составляет обширная капелла, в которой погребены тела Фердинанда и Изабеллы — завоевателей Гранады. Капелла сделана в превосходном готическом стиле; посреди ее надгробный памятник завоевателей — огромная мраморная глыба, с двумя в рост изваянными изображениями покойников, вся покрытая превосходными горельефами. Трудно представить себе такую расточительность украшений: тут целые сцены из Гранадской войны, ангелы, святые, епископы, цветы, натуральные и фантастические животные; все это изваяно не только одно возле другого, а часто одно на другом. Несмотря на то что уже десять лет прошло, как монастыри здесь упразднены^{324}, в некоторых уцелели еще следы их прежнего великолепия. Монастырь, называемый «la Cartuja»[81], ордена св. Бруно, был, кажется, настоящим музеем всех родов искусства. Монастырские корпуса отчасти разрушены; но церковь даже и в ее теперешнем виде можно еще назвать сокровищем: стены покрыты арабесками, разнообразием которых христианские мастера, кажется, хотели превзойти арабески мавров. Картины все исчезли; но, к счастию, невозможно было расхитить превосходных фресков, барельефов и резных украшений. Мрамор, яшма, барельефы — рассыпаны всюду; лавки, полки, дверь покрыты инкрустациями из слоновой кости, перламутра и разноцветного дерева. Монастырские корпуса с своими огромными галереями, запутанными ходами, с своими садами и внутренними дворами походят больше на дворец, нежели на монастырь. Кельи состояли каждая из двух больших комнат, светлых и веселых; к каждой келье примыкает небольшой садик, на который выходят ее окна и задняя дверь. Природа завладела теперь всем этим запустением и на место каждого обваливающегося камня ставит куст цветов. Эти садики в их теперешнем небрежении, предоставленные своевольной, могучей растительности, великолепны.