Б. Н.: Я с удовольствием могу вам сказать: довольно много хороших вещей появилось. Во всяком случае, в фантастике. Во-первых, Слава Логинов мне дал недавно последний свой рассказ, очень недурной. Называется «Миракль обыкновенного дня» или что-то в этом роде. Очень неплохой рассказ. Потом что? Я очень порадовался, прочитав Юлия Буркина, мне понравилась его повесть про василиска. «Бабочка и василиск», да? Так называется? Что там еще было такое запомнившееся? Вот сейчас я читаю рукопись, автора не помню, называется «Империя, Город, ящеры». Не читали? Вот такой вот толщины фолиант, я сначала думал, что вообще читать его не буду. Но чувствую, что это надо прочитать. Очень странная и… страшная вещь. Я не знаю, кто это опубликует — громадный размер, форма очень сложная, там переплетение абсурдных событий. Написал очень талантливый человек. Вообще талантливых много. А читали вы новый роман Столярова «Монахи под луной»? Нет еще? Тоже он недавно закончил очень хороший роман. Ну, и куча, как говорится, барахла всякого. Очень много…
<…>
В. К.: …противоречие текста.
Б. Н.: …но на самом деле, как известно, любой достаточно обширный текст порождает… может, способен порождать прямо противоположные идеи и…. э-э… объяснения и все, что вы…
В. К.: Не входящие в противоречие.
Б. Н.: Не входящие в противоречие ни с текстом, ни друг… Но входящие в противоречие друг с другом.
В. Б.: Нет, здесь, Борис Натанович, мысль даже немножко не такая. Что мы ИМЕЕМ право теперь, после того, как вещь опубликована, авторы, вообще говоря, теряют…
Б. Н.: Конечно.
B. К.: Безусловно.
C. Л.: Авторские права.
Б. Н.: Безусловно. Как только автор выпустил свою вещь в свет, эта вещь начала жить своей жизнью. Я ведь говорил уже, что я считаю самыми интересными тех литературоведов, которые как раз рассказывают о жизни произведения как некоего вот явления общественной жизни. Именно это дает право и литературоведу, и любому читателю высказывать любые соображения по этому поводу.
<…>
В. К.: Борис Натанович, а вот такой вопрос. В «Хромой судьбе», в журнальной, вот у вас появилось несколько кусков, которые… которых не было ни, так сказать, в первоначальной авторской рукописи, ни после.
Б. Н.: Да.
В. К.: Это все-таки какие-то заделы к первоначальной рукописи или специально писалось только для журнала?
Б. Н.: Специально писалось только для журнала. Значит, журнал, несмотря на то, что это была, так сказать, уже перестройка, казалось бы, но, с другой стороны, это было только самое начало перестройки, и Никольский всего боялся, и он не хотел затрагивать каких-то вещей. Поэтому было сделано несколько просьб. Вот результат… С какими-то просьбами мы не согласились, что-то мы оставили, так? А на что-то пошли. И то, что… Та разница, которая наблюдается между существующим вариантом «Хромой судьбы», который опубликован, ну, скажем, в «Советском писателе» — так? — и журнальным вариантом — эта разница возникла по двум причинам. Первая — буквальное исполнение нескольких просьб. Там, скажем, название журнала одно — давайте его как-нибудь заменим. И мы придумываем название другое, так? Там пьет вино. Ну… Ну, никто у нас не пьет в стране.
В. К.: Ракетой быстрее света?
Б. Н.: Нет-нет-нет. С ракетой…
В. К.: «Пять ложек эликсира»?
Б. Н.: Да. С «Пятью ложками эликсира». Как… Вот мы таким образом как бы увязывали хотя бы пусть его мысленные фантазии, но все-таки как бы это увязывается, приводит к какому-то результату. Вот эта история. Вот. А что касается «быстрее света»… Зачем это возникло? А-а, ну там же они не хотели это… рассуждения о том, что «руки по локоть в крови»…
В. К.: Тот кусок, который мы в «Панораме» делали.
Б. Н.: …и как с ними быть. Да. И вот надо было чем-то это заменить. Вот…
Ю. Ф.: И возник Гарик Аганян.