на серьезнейший Ваш вопрос о значении краеведения может быть дан лишь один ответ: краеведение — дело, значение которого не может быть преувеличено. Мы должны знать нашу землю всю, до последнего атома. Должны знать тайны соединения всех ее веществ, все процессы, загадочно совершающиеся в ней и на поверхности ее, должны открыть для себя все сокровища недр ее, изучить все силы ее творчества, знать жизнь ее растений и микробов так же математически точно, как хотим знать жизнь людей. Все это необходимо знать для того, чтоб понять и почувствовать: земля — наша, не только как тó, на чем мы, люди, живем, но и как тó, из чего мы созданы и из чего научились и учимся извлекать, создавать все, что нам необходимо для жизни и для творчества новых форм социального бытия.
Краеведение — большое дело. Я с великой радостью слежу за процессом его развития, вызванным к жизни тою энергией, которую разбудила революция. Работа, сделанная краеведами Н.-Новгорода, Рязани, Ярославля, уже значительна. Эта работа не только указывает нам пути к обогащению страны, но и — как всякая разумная работа—дает моральное удовлетворение, способствует быстрейшему росту чувства нашего человеческого достоинства, внушает нам веру в творческие силы нашего разума.
В небо тоже не мешает посматривать. Не потому, конечно, чтоб искать там кого-то, кто сильнее, разумнее, прекрасней человека, но потому, что оттуда идут к нам космические лучи, обладающие невероятными свойствами, как говорят люди науки. Если мы овладеем этими лучами, как овладели электрической энергией, это — говорит наука — будет чудесно.
Я очень крепко верю в чудеса, творимые разумом и воображением человека. Иных чудес я не знаю.
Позвольте искренно пожелать Вам бодрости духа и хороших успехов в работе Вашей.
И разрешите сказать, что в Союзе Советов всякая работа ныне стала работою государственного, исторического значения.
Всего доброго.
10. X. 27.
Sorrento.
В. Д. РЯХОВСКОМУ
15 октября 1927, Сорренто.
В. Ряховскому.
Книга — не плохая, лучше прежних. И язык проще, богаче красками, и тема разработана тщательно.
Но все-таки в книге есть крупный недостаток — многословие. Вы как будто не верите, что читатель поймет Вас, и говорите десять слов там, где достаточно сказать два. Язык — лучше, а все-таки в нем еще остались излишества и форсистые обороты. Например,
Думаю, что книгу хорошо и с пользой будут читать в деревнях, особенно — бабы. Это как раз то самое, что и нужно.
Желаю всего доброго Вам.
Работайте, не скупясь сокращать написанное, не ленясь исправлять.
15. X. 27.
А. П. КАРПИНСКОМУ
19 октября 1927, Сорренто.
Глубокоуважаемый Александр Петрович!
Разрешите сердечно поблагодарить Вас и членов Академии наук, Вами возглавляемой, за почетное и слишком лестное для меня поздравление.
Разрешите также и мне сказать несколько слов, может быть, не совсем уместных, но которые я должен сказать, повинуясь чувству моего глубокого изумления и почтения пред творчеством работников науки и пред русскими ее творцами. Это почтительное изумление я испытал еще в юности, когда, полудикий человек, я впервые познакомился с чудесными достижениями положительных наук и с неутомимой работой ученых, окрыляющей разум и волю человека. Сорок лет прошло с той поры, и — насколько мне позволял это мой не дисциплинированный школою разум и моя не очень спокойная жизнь — я усердно, по мере сил, следил за фантастически быстрым ростом научных гипотез и теорий, за сменой их, за их отражениями в практике жизни — в технике. Именно работа Человека в этой области воспитала мое восхищение Человеком, мое непоколебимое уважение к нему и веру в его творческие силы.