Письма, телеграммы, надписи 1927-1936

Затем: в ж.-д. мастерских я был не «счетоводом», — это крупная птица, счетовод, — был я простым конторщиком, подсчитывал материал по «малому ремонту паровозов». А до этого несколько недель работал молотобойцем в кузнечном цехе. Рохлин, Калюжный или Вартанов, очевидно, забыли упомянуть об этом. Хотя — сие не важно.

В «Днях» — газете, которая по возобновлении ее стала еще бездарней и скучнее, — в «Днях» читаю: «Писатели Лидин и Леонов рассказывали о своих встречах с Горьким». Он — «ввалился в матросской рубахе с голубым воротником». Опровергаю: рубаха — обыкновенная, ничего матросского в ней — нет; она — голубая, а воротник у нее — белый, от другой рубахи. Таких рубах — голубых, с белыми воротниками — у меня три. И все время, пока Леонов жил в Сорренто, я щеголял именно в этих рубахах. Мелочь? Нет. Художник должен уметь видеть действительность точно такой, какова она есть, но изображать ее он, конечно, имеет право по-своему. В данном случае большое голубое пятно превратилось в маленькую полоску. Это значит: недостаточно развита зрительная память.

«У меня одно легкое отбито», — сказал Горький. Будучи несколько знаком с анатомией внутренних органов и с медициной, он не мог сказать этого. «Деталь, которая еще не попадала в печать», называется «Вывод» и напечатана в 96 г.; вошла в «Собр. сочинений».

«Это продолжалось несколько дней» — чепуха! И на один день бабы не хватило бы. Это продолжается час, ну — два, потом женщина падает, теряя сознание.

Затем Лидин и Леонов жаловались, что их «не знают на Западе». Неверно — Леонова знают, почти все его рассказы — переведены. «Вор» — переводится. Лидин тоже переводится. И оба — читаются, имеют «хорошую прессу». А что литераторы-французы не знают русских литераторов, это — естественно: литераторы всех стран — по моим наблюдениям — очень мало интересуются друг другом и литературой, — не только иностранной, но и своей.

Все сие написано потому, что у меня обязательный осенний бронхит, головная боль, кашель, конечно, и все прочее. И все это несмотря на то, что в газете «Возрождение» доказано: Горький — здоров, а в Россию не едет из хитрости.

Да будет Вам смешно.

Привет.

А. Пешков

25. X. 27.

876 С. М. БРЕЙТБУРГУ

7 ноября 1927, Сорренто.

Прошу извинить, — запоздал с ответом на Ваше письмо, С[емен] М[оисеевич]; был сильно болен.

По поводу письма № 14: вероятно, мое письмо сохранилось в архиве В[ладимира] Ильича? Припомнить, что я писал, — не могу.

Для «Пролетария» о Толстом я писал; рукопись — на машинке — была послана в Петербург; кто-то из редакции, кажется — Малышев, известил меня, что эта рукопись и «сказка» «Огонек» пропали при обыске, но не помню: в редакции или же у кого-либо из товарищей. Как была озаглавлена рукопись — тоже не помню. Возможно: «Большой человек», потому что речь шла о человеке, который вырос таким большим, что уже не видит и не слышит людей, а разговаривает только сам с собою и со своей тенью. Но — не могу утверждать, что заголовок был именно таков. Моих рукописей в рабочих газетах пропало, кажется, штук пять.

К воспоминаниям о В[ладимире] Ильиче не могу сейчас прибавить ничего, не имея под рукою архива моего.

А. Пешков

Всего доброго.

8. IX. 27.

S.

877 Л. С. ДАНОВСКОМУ

Первая половина ноября 1927, Сорренто.

Л. С. Дановскому.

Да, десять лет тому назад я думал не так, как думаю теперь; тогда мне казалось, что Ленин переоценивает силы организованного пролетариата и что большевики не преодолеют анархии, вызванной войною, а, наоборот, будут захлестнуты анархией. В 18 г., тотчас же после покушения на жизнь В[ладимира] Ильича, я отказался от этих мыслей, ибо всеобщее возмущение рабочих этим гнусным актом показало мне, что идея Ленина глубоко вошла в сознание рабочей массы и организует ее силы с удивительной быстротою. Рост и героическую работу этих сил я наблюдал до конца 21-го года в России, и вот уже 6 лет наблюдаю отсюда.

Теперь я думаю, что только люди, ослепленные злобой на б[ольшевиков] за свои личные неудачи, люди, которым хотелось бы возвратиться к сомнительно «культурной» жизни довоенного времени, мещане различной окраски, мелкие честолюбцы и вообще отжившие, негодные для жизни люди могут не признавать значения той великой работы, которая совершена Раб[оче]-кр[естьянской] властью за истекшее десятилетие.

М. Горький

878 П. X. МАКСИМОВУ

20 ноября 1927, Сорренто.

Павлу Максимову.

Спасибо за присланную книжку. Нет ли еще чего специально о мусульманке-женщине, о женщине Сев[ерного] Кавказа?

Когда-то я очень рассердился на Вас за письмо, в котором Вы сообщали мне о каких-то глупостях М. Арцыбашева по моему адресу. С того времени Арцыбашев наделал много разных глупостей, значительно более крупных. И — умер.

Давайте забудем о нашей маленькой ссоре.

Летом, вероятно, я Вас увижу.

Всего доброго.

А. Пешков

20. XI. 27.

Sorrento.

879 Ю. ЧИБИСОВУ

22 ноября 1927, Сорренто.