Внука моя, Марфа, существо весьма утешительное, — прилагаю снимок. Но — она на нем в парадном и причесанном виде, вообще же это «зеньсина» растрепанная и буйная. Говорит, чаще, по-немецки, ибо нянька у нее швейцарка. Но в случаях нетерпения кричит на трех языках: «иссё», «анкора», «нох»! К деду не питает никакого почтения, треплет его за усы, называет «дедука», но вообще относится к нему довольно снисходительно. Девчурка своенравная, но так обаятельна, что даже швейцарка не сердится на нее. В октябре у меня будет еще внука или внук. «Обрастаю семейством» — как ответил мне на вопрос, что он делает, один мой знакомый сибиряк.
Бывают у меня люди из России, люди разных настроений, но рассказы всех будят только зависть к ним, к тому, что они живут в России.
Вот как, дорогая Евдокия Семеновна, расписался я.
Желаю Вам доброго здоровья, душевного покоя.
10. VII. 27.
А плохо издают книги В. Г., бумага пухлая, нестойкая, брошюровка тоже нехороша. В Москве и Питере щеголяют отличными изданиями.
С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ
15 июля 1927, Сорренто.
Дорогой Сергей Николаевич —
точно ли известно Вам, что книги Ваши «не появятся»? Я слышал, что Госиздат хочет «перекупить» их у «Мысли», дабы издать самому, как он издает Пришвина и еще кого-то. М. б., Вы мне разрешите узнать^ что там делается с Вашими книгами?
Мой роман, пожалуй, будет «хроникой» и будет интересен фактически, но если скажут, что его писал не художник, — сие приму как заслуженное. Вы отметили, что я «не старею». Это — плохо. Я думаю, что принадлежу к типу людей, которым необходимо стареть.
Мне кажутся неверными Ваши слова, что Л. Н. Толстой «внезапно постарел», я думаю, что он родился с разумом старика, с туповатым и тяжелым разумом, который был до смешного и до ужасного ничтожен сравнительно с его чудовищным талантом. Толстой рано почувствовал трагическое несоответствие этих двух своих качеств, и вот почему он не любил разум, всю жизнь поносил его и
Жалуетесь, что «проповедники хватают за горло художников»? Дорогой С. Н., это ведь всегда было. Мир этот — не для художников, им всегда было тесно и неловко в нем — тем почтеннее и героичней их роль.
Очень хорошо сказал один казанский татарин-поэт, умирая от голода и чахотки: «Из железной клетки мира улетает, улетает юная душа моя».
В повторении — «улетает» — я слышу радость. Но лично я, разумеется, предпочитаю радость жить, —
Ну, а жара здесь — не хуже Вашей, дождей — ни одного с мая! Великолепный будет виноград. Будьте здоровы, дорогой С. Н.!
15. VII. 25.
П. Г. ТЫЧИНЕ
10 августа 1927, Сорренто.
Сердечно благодарю Вас, Павел Григорьевич, за присланную книгу, очень тронут любезностью Вашей. Знаю я Вас давно, мне много и нежно — как он изумительно умел говорить о людях — рассказывал о Вас М. М. Коцюбинский, читал некоторые Ваши стихи. Затем я читал — по-украински — «Вместо сонетов», — забыл великорусский титул книги.
Очень не понравилось мне развязное и — на мой взгляд — не очень грамотное предисловие Гатова. Но — «и на солнце — пятна».
Крепко жму руку Вашу. Желаю Вам душевной бодрости, здоровья. Не думаете ли писать прозу? Мне кажется, что и тут Вы явились бы новатором.
Еще раз — спасибо!
10. VIII. 27.
Sorrento.
С. Н. СЕРГЕЕВУ-ЦЕНСКОМУ
15 августа 1927, Сорренто.