Письма. Том I. 1828–1855

Наконец, будет-ли от этого польза? — Конечно, успех всякого доброго дела зависит от Бога; но Господь всегда благословляет и спопешествует всякому доброму делу. Но что, если Господь благословить это, — то какие и сколько будет прекраснейших плодов даже чрез 15 лет! А чрез 20 лет нельзя будет узнать Россию. Исчислять пользу таковых учреждена, значит то же, что исчислять пользу истинного просвещения; но мы представим здесь несколько и других, так сказать, второстепенных польз. а) Если всякая школа и всякое учение простой грамоте более или менее, но способствуете, к просвещению; то кольми паче учение, котораго цель будет прямо и исключительно нравственность и христианство. б) Если и самая сухая наука развивает понятие детей и научает их несколько мыслить, то и учение благочестию, если и не более, но отнюдь не менее, будет способствовать тому во всяком случае, с) Если предположить, что дитя в течение года успеет быть и при 30 беседах, и если из всего того, что он может услышать и понять, останется у него в голове и 10-я часть, а на сердце падет и 100-я; то в 10 или 12 лет у него наберется порядочный запас в уме и сердце, д) Слушание бесед может принести, по крайней мере, ту пользу, что дети, пришедши в возраст, будут иметь некоторый навык и привычку слушать проповеди и понимать их более, нежели те, которые с детства не слыхали ничего и ни от кого; а особливо, если проповедь говорится или читается тем, кого они привыкли слышать с детства, е) Таковое учреждение, более или менее, но верно будет действовать на самый корень зла общественного, и потому, более или менее, но верно уменьшит и преступления. f) Но в народе, остающемся без нравственного учения, так или иначе, но разврат и нравственная грубость увеличиваются более и более, а с ними и преступления; и если кое-где и являются грамотеи, и кажется, что менее виден разврат; но это не есть еще просвещение, а только утонченность; а грамотность без нравственности служит более ко вреду, нежели к пользе. Сверх всяких плодов и успехов от таковых учреждений, может быть еще и тот, что таковым способом учения прихожан может более и более улучшаться и самая духовная сторона самих священников. Это я говорю по опыту. До тех пор, пока я не учил, хотя и знал, что есть духовныя утешения веры, но, признаюсь, я знал их только, так сказать, в теории. И только тогда Господь благоволил мне вкусить их, когда я стал учить. И потому весьма справедливо говорится, что «уча, учимся».

Измерение просвещения народного числом грамотеев, кажется, очень может быть ошибочно: потому что грамотность без нравственности у простого народа есть то же, что нож у своевольного ребенка. Кто, большею частью, причиною разных возмущений, бунтов, революций, расколов? безнравственные грамотеи. И следовательно, кто опаснее для спокойствия отечества? — безнравственные грамотеи. Многие думают, что просветить народ и сделать его нравственным можно не иначе, как только грамотности. И в доказательство того указывают на Прусспо, где почти каждый селянин грамотен. Но там грамотность не есть или, по крайней мере, есть не столько причиною их просвещения, сколько следствием просвещения, которого основание находится в их обычаях. В Париже и около Парижа грамотных не менее Пруссии, но где более разврата, возмущений, переворотов, беспокойств? И отчего? — оттого, что у них просвещают один только ум. А сердце? а нравственность? До них никто и не дотрогивается.

Вот мои мысли, которыя лежат у меня на душе и которые я хотел высказать Вашему Сиятельству. И прежде всего приношу мою благодарность за то, что Вы выслушали меня. Но справеддивы-ли мои мысли? Не знаю; но ежели я где и ошибаюсь, то это от недостатка ума и опытности, но отнюдь не от недостатка благонамеренности и благожелания пользы моим соотечественникам. И польза, какой я ожидаю от таковых учреждений, не мечта-ли?… Но сладкая мечта, и пусть она меня не оставляет.

Высказав откровенно все, что я думал об этом предмете, не сделал-ли я оскорбления или дерзости? Не знаю. И если и так, то это отнюдь не от продерзости или тщеславия и проч., но от полноты чувств моих и искреннешего желания блага. II простите меня великодушно, и забудьте меня в этом отношении, но и во всяком случае скройте мое имя, если бы какая-нибудь мысль и пригодна была бы к делу: Я не хочу ни наград, ни известности…. но что будет со мною, если бы Господь благоволил мне видеть это учреждение приведенным в действие-и в нем и мою лепту! О, тогда я умру от радости, сладко умру!

С истинным моим почтением и совершенною преданностью честь имею быть, Вашего Сиятельства, Милостивого Государя, покорнейший слуга

Иннокентии Епископ Камчатский.

июля 2 два 1845. Петропавловск.

Письмо 57

Милостивый Государь Андрей Николаевич[103].