Читаем Письма. Том I. 1828–1855 полностью

В всяком другом месте, где нет ни новообращенных, ни необращенных в хрисианство, быть может и я бы смотрел на беспорядки, происходящие от безбрачия, как обыкновенно смотрят; но здесь, при тех обстоятельствах, в каких мы находимся, и при той обязанности, какую я принял на себя, — молчать об этом было бы с моей стороны более, чем небрежете; ибо нельзя не видеть, что такое соблазнительное поведение многих Русских (под сим именем я разумею и Финляндцев и прочих) много вредит утверждению христианства, как в новообращенных, так и в прежде обращенных. А между тем и Креолы, из которых многие в состоянии бы вести жизнь порядочную-семейную, — видя такое поведение Русских и имея всю возможность удовлетворять своим грубым страстям, не хотят вступать в законные браки под разными предлогами; а чрез то, будучи слабы сложнием, рановременно теряют свое здоровье и скоро делаются почти ни к чему неспособными[154].

Как остановить, или, по крайней мере, умирить это дело!

В отношении Креолов и здешних урожденцев это возможнее, а именно: всякого из них, достигшего или даже недостигшего 1 или 1 ½ года до гражданского совершеннолетия, несмотря на то, есть ли у него родители или нет, но если поведение его становится сомнительно — волею и неволею женить.

Но, если и предположить, что со стороны правительства на это будет дано дозволение, — надобно, чтобы на это согласилась и Компания; потому что дети и даже жены Креолов, несмотря на то, служили ли отцы и мужья их Компании, или нет, в случае сиротства и беспомошности, более или менее, так или иначе должны падать на попечение Компании.

Но как бы то ни было, а эта мера в отношении Креолов и здешних урожденцев необходима и не неудобоисполнима.

Несравненно труднее найти средство к уменьшению зла, происходящего от безбрачия в отношении заезжих сюда Русских, и особливо почетных, которых хотя и несравненно меньше числом, но влияние их на это весьма сильно. Веди жизнь степенную вся почет, — тогда, можно сказать, в Ситхе не будет беспорядков безбрачной жизни.

Конечно, самая лучшая и действительная мера к тому есть то, чтобы поступающее в Америку на службу все без изъятия, или приходили туда с женами, или, по прибытии своем на место, в непродолжительном времени женились там. Первое для Компании будет чрезвычайно обременительно — соглашением на службу людей семейных и доставлением семейств их в Америку; а последнее неудобоисполнимо и по самым местным обстоятедьствам, и по состоянию самих заезжих; одни из них (чиновники и почетные) не могут жениться там за неимением невест, хотя сколько-нибудь равных им по званию и воспитанию; а другие — не будучи в состоянии или вывести жену свою и детей в Россию и пропитывать их там — не хотят и не могут брать на себя такой обязанности; а некоторые, хотя бы и хотели и по состоянию своему могли здесь жениться, но, имея в России живых жен, не имеют на то право.

При таких обстоятельствах к прекращению или умерению здесь зла, происходящего от безбрачия, в отношении заезжих лучшего средства не представляется, кроме того, какое (как я слышал) существует въАнглийских селениях, а именно: всякому заезжему в колонию без жены (разумеется, кто может) дозволить вступать в подобное супружеское сожитие с туземками или Креолками без венчания или благословения церковного на известных условиях, напр., если желающий вступить в такое сожительство согласен будет обеспечить по возможности будущую судьбу детей своих и их матери в той мере, какую предложит Компания, и проч.

Бесспорно, что эта мира противна и законам, и добрым обычаям, и чувствам, и следовательно, не может принести истинной пользы ни краю, ни самим сожительствующим, и, словом сказать, это то же зло, хотя и благовидное. Но, ежели не найдется уже никаких других добрых и законных средств к отвращению зла, происходящего здесь от безбрачия, то при такой крайности лучше из двух зол избрать меньшее. Лучше иметь какой-либо порядок или вид жизни общественной, чем беспорядок, с первого раза разрушающей все доброе; лучше допустить такое неблагословенное, но постоянное сожительство, чем терпеть разные виды разврата со всеми его последетвиями; лучше пусть будут дети от небдагословенного брака, но воспитаны естественными родителями и как должно; чем дети, знающие не более, как мать свою, явно лишенную доброго имени а между тем, можно сказать почти наверное, что из 20 таких сожительств 3–5 кончаются законными браками или по обстоятельствам, или по привязанности к друт другу или к детям и проч.; а при теперешнем безбрачии этого почти никогда быть не может.

И само собою разумеется, что при допущении таких мер уже поставить кому следует в непременную обязанность, преследовать всякие виды разврата.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза