Письма. Том II. 1855–1865

Что сказать на это? С одной стороны мне кажется, что она не осталась совсем без последствий, потому что некоторые предметы, в ней высказанные, приводятся в исполнение, например, открытие класса расколистики, хождение семинаристов к преждеосвященным литургиям. А с перемещением с Казанской кафедры на С.-Петербургскую преосвященного Григория[32] (который, как Вы говорите, на читанное Вами ему мое письмо сказал, что он совершенно согласен), можно надеяться, что многое, а может быть и все, требующее непременного исправления, начнет улучшаться. Но с другой стороны, видя, что самые лучшие и необходимейшие для блага Церкви предложения не приемлются, и кем… Нельзя не сказать: видно мы русские, православные, сильно прогневали и прогневляем Господа; видно, что уже мера беззаконий наших исполняется. Иначе, чем объяснить все подобные противоречия явные — видимые всеми и каждым? Перо мое так и рвется изложить все то, что бы я мог сказать касательно сего предмета. Но нельзя дать ему воли, главное потому, что это ни к чему не поведет. Не я один вижу неустройства, беспорядки в нашей Церкви, это видят даже сами члены Св. Синода, но ничего не исходит. Быть может, по крайней мере, я сильно уповаю, что при нынешнем Государе[33] и нынешнем председателе — ах! Нет, виноват, у вас ведь его уже давно нет — при нынешнем первоприсутствующем[34] много и многое устроится к лучшему. Но что, если эта надежда наша не сбудется? Значит, мы так уже далеко зашли, что уже нет никакой возможности воротиться назад… Но оставим это…

Наконец, при помощи Божией, мы собрались печатать наши якутские переводы св. книг. Податель сего письма, протоиерей Димитрий Хитров — один из первых твоих сослужителей в Якутске — посланными на это дело. И, следовательно, если Вам будет угодно знать что-либо касательно сего предмета, он может рассказать все, как один из деятельнейших членов нашего Комитета о переводах и как составитель якутской грамматики. Покорнейше прошу Вас принять его так же, как некогда Вы приняли и принимали меня; и помогите ему, в чем можете.

Не замечаете, ли, как много сходства у нас с ним по нашим особым действиям. Я был миссионер и он тоже, я составил грамматику алеутскую, он тоже; я переводил св. книги на туземный язык, и он тоже. Я был в Питере и Москве за напечатанием книг, и он сугубо… Вы, конечно, поймете, к чему я это говорю… А скажу Вам — еще первому. Я со своей стороны согласен и даже предпочитаю его многим ректорам. Одно препятствие: у него жена жива. Но она помешанная. Это все равно, что умерла. И много лет он уже несет этот тяжкий крест и, благодарение Господу, не изнемогает. Обратите-ка Ваше благое и благочестивое внимание на него с этой стороны и поговорите, с кем нужно. Лучшего для Якутской епархии и не найти.

Вероятно, Вы бы хотели слышать от меня что-нибудь и об Амуре, по которому мне привелось сплыть прошедшего лета, о его окрестностях и проч. Погодите, я составил записку[35] о сем предмете, смотря на него с своей точки зрения, и послал на пересмотр Николаю Николаевичу Муравьеву, и когда получу от него, то сообщу Вам. Теперь скажу только: помоги, Господи, Н. Н. докончить это великое его предприятие. Всякого, кто говорит хорошо об Амуре, слушайте и верьте. И сам Невельской немного прихвастывает. А кто хулит Амур — не слушайте.

Сообщу Вам и о моей радости. На Амуре Бог даровал мне внука — Иоанна Вениаминова; это еще первый моей фамилии, которого я сам крестил. И еще — отец и мать его утешают меня своими христианскими делами. Вечно останусь благодарным Москве за то, что она дала мне такую невестку. Давно уже я не получал от них известий, потому что зимней почты еще не получено ни одной. Не знаю, удается ли мне написать Вам еще до отбытия моего в Америку, куда я непременно хочу ехать в наступающее лето с намерением на будущее время возвратиться. Но куда? Не знаю, на Амур или в Якутск. Употребите Ваше влияние и старание, чтобы мне уже не возвращаться в Якутск или, по крайней мере, не жить в нем более года, т. е. чтобы в Якутской Области была особая епархия. Это совершенно необходимо, поверьте. Якутская Область есть собой мир, где все свое особенное и где, наконец, и служба будет совершаться на своем языке. Для сокращения же расходов казны штаты можно составить самые малые. Ах, да! Вот одно, в чем я с Вами не согласен. Вы говорите в записке своей, что надобно увеличить содержание преосвященных — я думаю, напротив. Кто хочет раздавать милостыню, тот найдет и из малого. А большое содержание преосвященных, бессемейных, само собою подает повод к пересудам, ропоту, просьбам, домогательствам духовенству, имеющему семейство, и так далее. Мне бы казалось лучше даже уменьшить содержание архиереев и открыть более епархий, и особенно архимандритов. Но я опять не в свои сани сел… И чужую песню запел.

Я, слава Богу, еще не чувствую припадков старости и здоров. Только глаза по временам плохо видят и вообще при огне читать, особенно мелкого, совсем не могу.