Письма. Том II (1933–1935)

Наверно, трио продолжает Вас оскорблять, но положение оскорбленного неизмеримо выше положения оскорбителя. Общественное мнение всегда бывало на стороне обиженного. Ведь ни Вы, ни мы не подали повода ко всем тем предательским изрыганиям и поступкам одержимых.

После минутсов 29 августа мы не имели следующих. Если дальнейшие минутсы в «Урусвати» не высылаются, то присылайте нам хотя бы Ваши копии их. Чем больше беззаконий и недопустимых действий будет явлено, тем яснее положение для всех. Не забудьте отметить в своих меморандумах тот факт, что Вы пытались продать картины из принадлежащих мне, поставленных на продажу, и не были к тому допущены. Ведь кто знает, на какую сумму могла состояться покупка, и, во всяком случае, такие факты есть доказательства еще одного нанесения убытка. Какую жалкую роль играет Ньюбергер! Неужели из-за того, что он находится на чьей-то службе, он должен присоединяться ко лжи? Еще не имеем Вашего сведения на нашу телеграмму, внесены ли мои таксы[377] Луисом, еще имеющим мою доверенность. Ведь стараясь нанести всякий ущерб, может быть, он будет и в этом вопросе делать нечто вредное. Вообще, если бдительность всегда бывала непременным условием, то сейчас она особенно необходима. Радуемся, что поступления в Школу утроились. Морис помнит, как мы вместе с ним были когда-то в Олбани еще в 1921 году. Казалось, что после реорганизации дом дается именно в тот Мастер-Институт Соединенных Искусств, которому все время[378] давался чартр[379] и который являлся нашим начальным образовательным Учреждением. Я все время думал, что передача сделана первоначальному Мастер-Институту, что и было бы вполне объяснимым фактом. Но всюду вкрались какие-то подстановки, кем-то и для чего-то задуманные. Теперь же, когда вспомним, что взрыв ненависти скоропостижно произошел во время моего далекого отсутствия, когда я, связанный государственной службой, не мог действовать, — то такой проступок является тем более чудовищным и, каждому ясно, — предумышленным. Конечно, свет всегда побеждает тьму, отражения многих темных нападок[380] являются тому примером. Все мы душевно с Вами в борьбе за Свет, расстояния не существуют.

Публикация об экспедиции Н. К. Рериха в американской газете «The Richmond Item» от 23 октября 1935 г.

Шлем Вам всем наши лучшие мысли и сердечные стрелы бодрости.

148 Н. К. Рерих — М. И. Ростовцеву

4 ноября 1935 г. «Urusvati», Naggar, Kulu, Punjab, Br[itish] India

Дорогой Михаил Иванович,

Вернувшись после долгой экспедиции по Средней Азии[381], я нашел Ваше дружеское письмо — отклик на мою статью «Ученые»[382]. Хочется мне еще раз всячески усилить мои утверждения в этой статье. Повсюду мне приходилось слышать ценнейшие отзывы о Ваших трудах. Когда после окончания срочных работ увижусь с Вами, буду рад сердечно побеседовать.

Конечно, каждое слово от Вас и для меня, и для Юрия всегда радостно.

Наш сердечный привет Вашей супруге.

Искренно Ваш,

Н. Рерих

Rostovtzeff paper Box 2, Refugee Scholars, Perkins Library,

Duke University, Durham, North Carolina, USA

Письмо Р. Тагора Н. К. Рериху от 1 ноября 1935 г.

149 Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

6 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

Родные З[ина], Ф[рансис] и М[орис], вчера получились Ваши письма от 14 до 17 окт[ября]. А сегодня пришла Ваша телеграмма. Все сообщаемое Вами лишь доказывает, до какого падения может доводить злостное одержание. Недаром в Указе одержимые приравниваются [к] прокаженным, для которых требуется изолирование. Вы и сами понимаете, какая осторожность и бдительность нужна в таких случаях. Вы уже получили два конфиденциальных Меморандума и записку о статусе картин. Теперь прилагаем третий Меморандум, а также продолжаем выписки из постановлений, которые, наверное, и у Вас имеются. Чем больше штудировать прошлые постановления и письма, тем ярче встает картина предательского вольт-фаса, неожиданного, но, вероятно, уже давно замысленного. Но ведь не может же человек сказать, что все суперлативы, написанные им в течение тринадцати лет, вдруг в половине этого августа оказались ложными. Ведь всякий в душе подумает — неужели некто лгал тринадцать лет? Во всяком случае, будем вооружаться всяческими документами. Если Шульц сейчас занят каким-то своим важным для него делом, то ведь, наверное, когда-то или, может, и скоро он от него освободится. Ведь и мы сейчас еще находимся на службе и выполняем здесь задание Департамента.