Письмо

Проспав все оставшееся утро и почти весь день, я так и не выспался. Сразу по пробуждении я ощутил, как ломит затылок. И мое внутреннее состояние никак за это время не поменялось. Никуда не уходя, подобно человеку, оно стояло рядом и ждало только того, пока я открою глаза и приду в себя. Я продолжал лежать, чувствуя отвращение ко всякому движению. Было тихо и еще совсем светло. Смотрел на беспорядок в комнате, почти видя как на всем лежит пыль. Мысль о возможной уборке удручала, как и сама грязь. Просто сил на нее не было. Я думал или о чем-нибудь вспоминал. И вдруг где-то загудел шмель. Или, может, другое жужжащее тельце. Чуть сонно (кстати, это могла быть большая муха) она бубнила какое-то время в пустой, похожей на куб полости, из которой не было выхода, часто с особенным дребезжаньем притрагиваясь к деревянным стенкам, а потом вдруг затихла, будто заползла в какую-нибудь там щель и заснула. Я подождал еще и, развернувшись, тоже уснул.

Вечером следующего дня я гулял по городу, смотрел на людей, привычно пытался в них что-то угадывать; с удовольствием шел мимо фасадов домов, беспрестанно курил и все шел и шел – куда глаза глядят, зная, что вот-вот, быть может, уже сегодня, я закончу Письмо. Вернувшись, я еще с час почитал купленную книжечку Мисимы – современного самурая, замахнувшегося на государственный переворот; и выпил чая.

И вот теперь в световом облачке четырех пляшущих свечек, три из которых совсем плохи, я и пишу.

Не хочется останавливаться.

Я шахматная фигурка, которую оторвали от прежней клетки, но еще не поставили на новое место. Правда, судя по признакам, это состояние не должно затянуться.

Сегодня, когда я покупал свечи, на меня из соседнего отдела с хрусталем глядела девушка-продавец. Резные хрустальные вазочки, фужеры, фарфоровые чашки на блюдечках, цветное стекло – все искрило. Быть может, она занималась этим от скуки и между прочим. Я же сделал вид, что у меня все хорошо, что мне здесь неинтересно, и что у меня будто есть еще другие дела; взял свечи, завернутые в бумагу, и ушел, стараясь меньше об этом думать. А как-то я случайно встретил ее. – Идеально белые волосы так же идеально были расчесаны назад, спускаясь к шее. Не было очков. Совершенно новый, другой облик! Я подумал невольно, как она похожа на Белую неприступную Королеву. Я был поражен. Мелькнуло воспоминание о прежних чертах, которые я мог разглядеть тогда, в прошлом лишь на расстоянии. Замерев, смотрел и не знал: хочется ли мне, чтобы она узнала меня…

А ведь необходимо еще сказать о том, что меня сегодня удивило и обрадовало! Обычный чайный пакетик с ярлычком на нитке! Видите ли: стоит вынуть его из чашки на фоне свечного пламени и всмотреться в пар, как тут и окажется, что пар вьется разноцветный, яркий, красивый! Уверен, что многие этого не знают и не видели никогда… Только не должно быть больше никакого другого света, кроме свечей!

Ночью <…>ра одолевали кошмары, сути и деталей большинства из которых он не мог вспомнить после пробуждения, хотя и был ими напуган. Исключением стали два сновидения. В первом – главной темой был большой ярко-желтый рассыпавшийся букет тюльпанов на фоне исключительно сумрачных тонов обстановки. Во втором случае <…>ру представлялся прекрасный вечерний ландшафт, красивые места, растительность, тихое озеро, в котором он имел возможность с удовольствием плавать. Однако чувство счастья омрачилось тем, что <…>р натолкнулся в воде на труп человека, который сам способствовал собственной смерти через неустановленные, однако неопровержимые действия.