Письмо

— Ну так и подавно потерпеть можно. А я вот что хочу вам предложить, Борисе Константиныч… Мне кажется, будто вы в последнее время скучаете и не тот веселый Борис Константиныч, каким я вас знал прежде… Быть может, вы хотите вернуться в Россию? Так скажите. Я вас могу списать с клипера по болезни и отправить в Россию, хотя, конечно, пожалею такого отличного и усердного офицера, как вы…

Огнивцев слушал изумленный и, казалось, ничего не понимающий и, когда капитан кончил, воскликнул:

— Сердечно благодарен вам, Сергей Николаевич, но я, во-первых, вовсе не скучаю и, во-вторых, не имею ни малейшего пока желания вернуться в Россию. Я сам просился, как вам известно, в плавание…

— Не имеете ни малейшего желания?.. А мне казалось, что вы тоскуете… Очень, очень рад, что ошибся и что на клипере у меня останется такой хороший офицер… Вы знаете, я не комплимент вам говорю, Борис Константиныч! — горячо прибавил капитан.

И когда мичман ушел, у Вершинина отлегло от сердца.

Он приказал Матвееву передать всю корреспонденцию старшему офицеру и сел писать письмо своей Марусе, горячее, полное любви письмо, тая свои ревнивые подозрения и, мучимый раскаянием, вспоминал слова своего вестового о том, что неправильно обижать понапрасну бабу дурными мыслями.

Окончив письмо, Вершинин позвал Матвеева.

— Ты что, Матвеев, делаешь?

— А вольное платье ваше чистил, вашескобродие. Думал, может надумаетесь прогуляться.

— А. пожалуй, и съезжу… Так неправильно обижать бабу дурными мыслями, Матвеев? а?.. — неожиданно спросил капитан, приветливо взглядывая на своего любимца вестового, с которым любил иногда полясничать.

— А то как-же, вашескобродие? Очень даже неправильно. И главная причина, что в человеке не настоящая обида оказывает, а естество бунтует. Так по моему рассудку я полагаю, вашескобродие.

— И ты никогда не имел дурных мыслей о своей Аннушке?

— Как не иметь? Про редкую бабу нельзя не иметь дурных мыслей, вашескобродие, потому как всякая, почитай, баба любит пошилохвостить… Такая уж ей от Бога дадена природа. Но только, осмелюсь доложить вам, вашескобродие, мысли эти я гоню и себя зря не обескураживаю… Начну посуду вытирать, либо платье ваше досматривать — за делом нудные мысли и пройдут.

— Ну и если бы, Матвеев, твоя Аннушка в самом деле обманула тебя… Писала бы тебе, что верная жена… А сама… Что бы ты сделал?

— А ничего бы не сделал, вашескобродие! — с необыкновенной простотой ответил Матвеев.

Вершинин даже удивился.

— То-есть, как бы ничего не сделал?

— А что тут делать, вашескобродие! И обман разный бывает: один обман лукавый, а другой от стыда. Не бойсь, такие дела часто случаются с матросскими женками. Вернется матросик из дальней, а у его дитё.

— Ну и что же? — с нетерпеливостью спросил Вершинин, у которого вдруг замерло сердце при внезапно набежавшей мысли, что вдруг и он по возвращении увидит ребенка.

— Известно что. Побьет для вида жену и простит.

— И ты бы простил?

— А то как же. Очень просто. С легким бы сердцем простил, если б, не дай Бог, Аннушка довела бы себя до такой линии. Не гнать же ее в шею, чтобы в конец загубить и сделать, грехом, дозвольте сказать, форменной потаскухой, вашескобродие. Коли человека взаправду любишь, а не как, прямо сказать, кобель, так надо его пожалеть, помочь ему, а не доводить из-за своего же мужчинского азарта до отчаянности… У господ, может, другие понятия, вашескобродие, а по нашему, по матросскому понятию, так и вовсе большой обиды нет, если баба, бескарактерная усмирить свою плоть, не сустоит против облестителя. Тоже и она живой человек и упользоваться баловством иной в большую охотку. А настоящую, значит, приверженность она все-таки, быть может, к мужу имеет, даром что с кем-нибудь льстилась. Польстилась да и забыла, особенно если безлюбая. Такие бабы бедокурые. Им легче всего пропасть, вашескобродие! — закончил Матвеев.

Вершинин был возмущен такою простотой отношения к «измене». Но в то же время он не мог не сознать, что понятие о любви и самая любовь у этого философа-матроса несравненно возвышеннее и одухотвореннее, чем его страстная и ревнивая любовь к Марусе.

Он подлой измены не простит… Нет, не простит!

Но после разговора со своим вестовым Вершинин все-таки стал несколько покойнее.

Матвеев заметил это и спросил:

— Так сейчас прикажете вольную одежду подавать, вашескобродие!

— Пожалуй, подай… К консулу надо зайти.

— То-то у концыря время и проведете. А то все одни да одни, вашескобродие!

— Да скажи на вахте, чтобы вельбот приготовили!

— Есть, вашескобродие! — отвечал Матвеев, весь подтягиваясь и принимая тот вид исполнительного вестового, который он считал для себя обязательным, когда дело касалось его, так сказать, официальных обязанностей.

Он хотел, было, уходить, как Сергей Николаевич остановился и сказал:

— А знаешь ли, что я тебе скажу, Матвеев?

— Не могу знать, вашескобродие.

— Славный ты человек… Вот что я скажу тебе, Матвеев! — сердечно промолвил Вершинин… — Ну, а теперь подай платье да скажи насчет вельбота!

— Есть, вашескобродие! — отвечал вестовой, и в его голосе звучала веселая нотка.

VI