Письмо из ниоткуда

Чай заварился. Гио добавил в него четыре ложки сахара. Любил сладкое, и когда-то это было заметно. С двенадцати лет до пятидесяти пяти он был полным. Похудел из-за язвы. В шестьдесят сгорбился. В шестьдесят пять (ровно столько ему сейчас) ослеп на один глаз. Но вторым видел прилично, мог даже читать…

Мог, но не хотел! Поэтому библиотека, собранная несколькими поколениями семьи Абашидзе, покрывалась пылью. Телевизор Гио тоже не смотрел. Тот давно сломался, и слава богу!

– Чем же ты занимаешься всеми днями? – спросила у него сестра, когда приехала из Кутаиси, чтобы проведать.

– Слушаю музыку. – И указал на старый проигрыватель. Его купил отец, когда Гио пошел в первый класс.

– Только слушаешь?

– Иногда играю. Но редко. Руки не слушаются. – И продемонстрировал скрюченные артритом пальцы.

– А остальное время что делаешь?

– Вспоминаю…

И это было правдой. Гио не жил настоящим. В нем он только ел, пил, справлял нужду, мылся да принимал таблетки. То есть поддерживал свое тело. Мысли же его были далеко-далеко. Изо дня в день Гио отправлял себя в прошлое, чтобы переживать его, пока позволяет разум.

– Ты же еще нестарый, – возмущалась сестра. – В наше время шестьдесят пять – это не возраст. В моем отделении заведующему семьдесят шесть. Он до сих пор оперирует!

– Я старый, – не соглашался с ней Гио. – И больной.

– Если больной, лечись. Но ты даже в поликлинике не бываешь. Сам себе таблетки назначаешь, будто хочешь довести себя до худшего состояния.

– Если ты приехала, чтобы меня поучать, возвращайся домой. Проведала, и ладно. Пока живой.

Она оставалась, но из чувства долга. Из-за него же Гио сестру терпел. Они семья и должны поддерживать отношения. Так завещал прадед, чьим духом наполнен этот старый дом…

– Гиоргий Ираклиевич! – донесся с улицы истошный вопль.

Голосила соседка Карина Губельман. Гио ее еле терпел.

– Чего орешь? – спросил он у нее по-русски, распахнув окно своей комнаты.

– Вы что же полиции не открываете? Стучат к вам, стучат…

В дверь и правда колотили, причем настойчиво. Гио, как всегда, ее не открыл. Нет его!

– Что полиции от меня нужно?

– А вы что, ничего не знаете? Убийство у нас…

Карина кричала ему со своего балкона. На нем, как обычно, и ее сынок ошивался. «Мальчику» нечем было заняться.

Губельманы переехали в их дом последними. Будто знали, что скоро его будут расселять, и скупили все свободные помещения. Рассчитывали получить три квартиры. Но им предложили две, и на окраине, Карина, естественно, отказалась от жалкой подачки и до сих пор ждала более выгодного предложения. Пока же сдавала две комнаты, не желая при этом в них вкладываться.

– Кого убили? – спросил Гио. Он обращался не к ней, а к молодому мужчине, курящему на ступеньках. Полицейскому, как он понял.

– Дядю нашего кокнули, – ответил ему младший Губельман. Мальчик, разменявший пятый десяток. Никчемный, капризный, горячо любимый армяно-еврейской мамой. Гиоргий Ираклиевич, проработавший педагогом больше тридцати лет, считал таких настоящими сумасшедшими. Это они любят своих сыновей до безумия. Сдувают с них пылинки, превращая в трутней. Спасти подобное чадо может только строгий отец. Но Карина родила своего сына вне брака.

– Кого кокнули? – переспросил Гио. На его памяти ни одного родственника Губельманы не приветили.

– Обитателя вот этого помещения, – ответил ему полицейский. Тоже на русском. Хоть и молодой, а знающий язык. В современной Грузии такие встречаются все реже. – Вы были с ним знакомы? – Он говорил, показывая на окно с решеткой. Когда-то за ним располагалась жилищная контора. А в подвале под домом хранился рабочий инвентарь дворников.

– Суслика убили?

– Как вы назвали покойного?

– Это наш троюродный дядя! – выкрикнула Карина. Жилье она сдавала нелегально и всех, кто его арендовал, называла своими дальними родственниками. – Он приехал из Армении, попросил приютить на время, я не отказала.

– Почему Суслик? – переспросил полицейский.

– Похож.

– Разве?

– Так мне показалось. А как звали соседа, не знаю. Я с ним пару раз всего беседовал, когда он приходил ко мне то за солью, то за спичками.

– И вы ему открыли?

– У меня не всегда заперто, так что сам входил.

– Я могу к вам подняться?

– Можете, только зачем? Мне нечем помочь следствию.

– И мне, – опять встряла Карина. – Дядя был очень дальним нашим родственником. Седьмой водой на киселе. Кто ему дал наш адрес, я даже не поняла. Но впустила. А как отказать? – Она тараторила так, что половину звуков проглатывала. – А зачем он приехал в Тбилиси из своей Армении, не знаю. Он не говорил, я не спрашивала. Мое дело оказать гостеприимство.

– У него грузинский паспорт, – ответил ей полицейский. – А фамилия русская. Уверены, что ваш троюродный дядя из Армении прибыл сюда?

– Он так сказал, я поверила. Значит, обманул? В нашем роду русских точно не было. Зато имелись китайцы. Представляете, молодой человек? Сестра моей мамы вышла замуж за бурята (это еще при СССР было), а оказалось, что никакой он не бурят… Китаец! Увез ее в Поднебесную. И бегают сейчас по Пекину внучатые мои племянники с узкими глазенками.