Письмо из ниоткуда

– Девушка, что жила с покойным по соседству, тоже ваша родственница? – прервал болтушку парень.

– Нет, ее я пустила пожить по доброте душевной. Жаль стало бедняжку. Малахольная она, бродит по городу, стихи читает.

– А вы что о ней скажете? – обратился к Гио полицейский.

– Ничего. Я не выхожу из дома. – Продукты ему приносили два раза в неделю и оставляли у двери. – Людей только в окно вижу.

– Ее видели?

– Она по утрам любила чай во дворе пить. Садилась с чашкой под каштаном и думала о чем-то своем. Возможно, сочиняла стихи.

– К ней гости приходили?

– Не могу сказать. Я ложусь рано, а она всегда возвращалась домой затемно.

– Не водила она никого, – встряла Карина. – Иначе я бы ее выгнала. Еще не хватало, чтоб незамужняя девица кобелей в мой дом таскала…

Гио давно не удивляли женщины, подобные Карине: чем больше такие куролесили в молодости, тем святее становились в старости.

– Я могу зайти к вам? – спросил у Гио полицейский. – На пару минут.

– Хорошо, – с тяжким вздохом согласился тот. Понимал, что парень хочет без свидетелей поговорить.

Поставив чашку с остывшим чаем на пианино, он пошел открывать дверь.

– Вы извините, что беспокою, служба такая, – выпалил полицейский, переступая порог. – Меня Зурабом зовут, – по-простому представился он, но документ все же показал. – А вы Гиоргий Ираклиевич Абашидзе, заслуженный учитель Грузии.

– Откуда вы меня знаете?

– Мой отец у вас учился. И много раз приходил, чтобы поздравить с днем рождения, но в последние годы вас дома не заставал.

– На праздники я уезжаю к родственникам, – привычно соврал Гио.

– А говорите, не выходите из дома.

– С их помощью я могу это сделать. Сам же нет. – И взялся за трость, что поставил у двери. На нее когда-то еще прадед опирался. Теперь и Гио она пригодилась. – Боюсь по лестнице спускаться, она не только крутая, но и гнилая.

– Хотите, мы с отцом ее вам починим?

Он покачал головой. Хотел бы, давно привел бы лестницу в порядок. Гио все устраивало, особенно его затворничество. И все же он пусть редко, но покидал квартиру. Выходил ночью, когда улицы пустынны. В темное время суток город больше походил на тот, который он хранил в своей памяти. Гио бродил по старым улочкам, останавливаясь у некоторых окон, но не для того, чтобы заглянуть. В них он видел лица давно ушедших людей. Не галлюцинации – воспоминания…

Старый Тбилиси наполнялся ими с приходом темноты.

– До сих пор играете? – спросил Зураб, указав на пианино. – Отец рассказывал, как когда-то вы исполняли для учеников песни Нани Брегвадзе. Меняли голос и пели очень похоже.

– Было дело, – улыбнулся он.

– Тогда в вашем доме были очень рады гостям. Особенно маленьким. Ваша мама всех угощала вареньем из черешни, а папа показывал свою коллекцию ножей.

– Хорошие были времена. Жаль, закончились. Мама заболела, слегла. Папа скоропостижно скончался. Не до гостей стало. – Гио прошел к пианино, открыл крышку и пробежал скрюченными пальцами по клавишам. – Иногда я играю для себя… Для девочки беленькой тоже играл. Алисы, кажется?

– Вы о жиличке вашей соседки Карины Губельман?

– О ней.

– Ее Аллой зовут. По паспорту. А представлялась она, значит, Алисой?

– Я просто слышал, как кто-то кричал это имя под окнами. Решил, что ее зовут. Больше некого! Мы тут втроем обычно, я и Губельманы.

– А «родственник»? – Он сделал пальцами кавычки. Понял, что Карина приврала. – Он сколько времени тут обитал?

– Впервые я увидел его три недели назад. Тогда-то он ко мне и заявился. Но, возможно, заехал раньше. Вы бы у Карины спросили.

– Спросил, сейчас сравниваю показания. – Зураб выглянул в окно, осмотрел двор. – По ее словам, «родственник» прибыл восьмого числа. То есть…

– Три недели назад.

– Приехал на такси с большим чемоданом. Сказал, прилетел из Еревана. Попросился на месяц. Она дала ему ключи от «конторы». – Парень встал возле одной из картин, что украшали все помещения этого дома. Все картины были ужасные. – Чемодан мы обнаружили, но без бирок. И в паспорте никаких отметок.

– Как «дядю» звали?

– А вам он как представился?

– Новым соседом. Попросил соли. – Никто не докажет, что это вранье. Свидетелей их разговора не было.

– Почему у вас, а не у Карины?

– Откуда мне знать? Может, ее дома не было. Они с сыном в синагогу ходят регулярно, а еще в театр. Богатую невесту мальчику присматривают.

– Покойного звали Михаилом Ореховым. – Фамилия Суслов сменилась на другую обычную славянскую фамилию, которую, не постаравшись, не запомнишь. – И пока мы ничего более о нем не знаем. Чистая биография у человека. Ни судимостей, ни даже штрафов за превышение скорости. Ни жены, ни детей. Ни собственности, ни кредитов.

– У меня тоже ничего этого нет. Даже квартира эта по документам принадлежит сестре.

– Но о вас знает половина города. А о нем никто. Да, вы скажете, что это нормально, ведь он приезжий, но… Орехова убили, а значит, он не так прост.

Зураб высунулся в окно. Для того чтобы сделать это, ему пришлось лечь животом на пианино.

– Проверяете, видно ли отсюда место преступления?