Вокруг люди счастливые. Фотографируются на фоне собора, смеются. А они сидят, как случайные встречные. Смотрят куда угодно, только не друг на друга. Со стороны между ними расстояние вытянутой руки, по правде же целая пропасть, длинною в молодость, в пять с половиной горьких лет.
- Спасибо, что пришла.
Он повернул голову. Она бросила взгляд. На его красивом лице лихорадочный румянец, глаза блестят от холода, ветра, от нее.
Отвернулась. Люди выходят из Собора и крестятся. Они молились Богу. И она сейчас молча молится единственному своему божеству.
Макс?
Ты чувствуешь такую же боль, что и я? Ты хоть что-нибудь сейчас ощущаешь? Ты чувствуешь мою пустоту и бессилие? Я не могу смотреть на тебя. Я просто не верю глазам. Я просто не верю в это счастье – видеть тебя, предателя. Слышать, чувствовать запах – о, Боги, я ощущаю твой аромат одеколона, и эта проклятая ностальгия юности накрывает меня с головой. Мне сейчас снова больно, Макс! Но я хочу чувствовать эту боль. Я хочу чтобы ты сидел так рядом, потому что так – я снова жива. Ты молчишь. И я молчу. И в наших головах сейчас одно и то же: рой, ворох хаотичных мыслей и не высказанных слов, но как подобрать то, одно единственное, которое могло бы все объяснить, соединить…Соединить в этом страшном диалоге.
- Маш?
Тело пробивает дрожь.
- М-м?
Он сглатывает слюну. Среди шума мегаполиса она слышит лишь это, словно они в вакууме и вся вселенная сейчас там, за бортом их встречи. Он один сейчас для нее во всем мире. Не решается продолжить, не подберет слов и она начинает первой.
- Я видела фото, - лицо вспыхнуло. – Ты был в Америке.
Он кивнул, все также смотря перед собой.
- Жил три месяца. Тренер там.
Маша молчит, а сама думает: я следила за тобой, Макс. Твоя странница в одноклассниках у меня в избранном. Твоя, и твоей жены.
- Молодец, я за тебя рада.
Он усмехнулся.
- Ты закончила универ? Видел твою фотку с дипломом.
Лицо вспыхивает у обоих. Он тоже следил.
- Да, экономика, бухучет, управление. Ты знаешь, я доучилась. И я с профессией.
Он улыбнулся, кивнул.
- Молодец, Маша, я всегда в тебя верил.
Сказал и выдохнул. Смотрит под ноги, поджимает губы, чуть сгорбился. Она бросает на него косые взгляды. Верит и не верит.
- Не надо было мне тогда улетать. Или тогда уж забрать тебя с собой.
Маша с силой закусила губы. Возвращаются в прошлое…уже? Сейчас? Она не хочет говорить об этом, ничего не изменить, не вернуть, она хочет лишь наслаждаться моментом, здесь и сейчас.
- Маш, прости меня, если сможешь.
Она вздрагивает, когда его пальцы касаются ее руки. Он придвигается ближе и кладет свою руку на ее талию. Притягивает к себе. Она отчего-то не сопротивляется. Ее голова падает на его грудь, и они оба одновременно выдыхают.
Питерский ветер – страшная вещь. Своевольный и не знающий жалости, он с остервенением бьет их по лицу, заставляя дрожать. Из Собора разносится звук колоколов. Маша обнимает его в ответ.
Жмурится, с болью осознавая: я давно простила тебя Макс. За нелюбовь нельзя обижаться.
Они продрогли. Он зовет ее в кафе, в собор, в дом Зингера. Куда угодно, лишь бы за руку и в тепло. Растирает ее продрогшие пальцы, смотрит в глаза и молчит. О прошлом ни слова. О личном ни слова. Пара фраз о работе, о боксе. Все не то. Как и что еще сказать? В глазах его – синих-синих – растерянность и вина. Молчит. Сжимает крепко руку. Из Собора колокола. А ее гложет только одна все эти годы не дающая покоя мысль: почему и за что? Не любил? Бросил.
- Ты одевайся теплей. – Сказал он и дотронулся пальцами до кончика ее красного от холода носа, когда у поребрика остановилось такси. – Встретимся здесь через час?
***
Она садится в машину, он стоит у дороги. Белая рубашка, темно синий пиджак, что так подходит к его глазам. До офиса ехать пять минут, но она попросила не останавливаться. Немного проедемся? Водитель кивнул. Играет какая-то музыка, но она ничего не слышит. Только мысли стучат в голове.
Макс, откуда ты взялся? И почему только сейчас? Ты знаешь, я таблетки эти положила рядом, перебираю пальцами. Лежу поперек дивана, алкоголь горло обжигает, душа болит, сердце ноет. Тошно как… Сгребла их рукой, сжала в кулаке. Думаю, до считаю до трех и в рот кину. И тут слышу, кто-то идет. Шаги. Шаркает по коридору. Я замерла от потрясения. Мама так ходила когда-то.
Приподымаюсь, а они мимо моей двери. Отец и мать. В сторону кухни.
Я села. Откинула таблетки, дернула волосы на себе. Но родители не исчезли. На кухне зазвучала музыка. И мамин голос.
Я пошла на их голоса.
Отец играл на гитаре, сидя у окна, а мама сидела спиной ко мне, за столом. Она медленно раскачивалась в такт музыки, что лилась из-под струн, и пела. Пела. Пела.
… - Снова от меня ветер злых перемен тебя уносит, не оставив мне даже тени взамен, и он не спросит…
Я остановилась в дверях. Замерла.
- … Может быть, хочу улететь я с тобой, желтой осенней листвой, птицей за синей мечтой…
Я прикоснулась головой к дверному косяку. Смотрю, моргаю, но они не исчезают. Отец играет все громче и отчаяннее, а мама напротив, поет тихо, жалобно, но с надрывом.