Она облизнула пересохшие губы, сделала шаг навстречу, неуверенно передвигая дрожащими ногами. Максим же встал, все еще не видя ее, двинулся к дороге. Зашелестели в его руках розы, зашуршал под ногами гравий. Она пошла следом, на ходу пытаясь придумать не заготовленную за долгие годы речь, нервничая, зачем-то взяла горсть камушков со скамейки, у которой играли дети. Пальцы заскользили по холодному гравию, стало немного спокойней.
Максим остановился только когда перешел дорогу. Подошел к перилам, наклонился, заглядывая в канал Грибоедова. Маша остановилась поодаль, аккурат позади него, вонзила ему в спину свой острый, как нож, взгляд. Захотелось крикнуть, что есть мочи – Ненавижу! Ненавижу тебя и люблю!
Она выдохнула и преодолела разделяющее их расстояние в три шага. Он стоял к ней боком, облокотившись о перила, смотрел вперед, сложив руки в замок. Она встала рядом, но он не повернулся, лишь скосил на мгновение глаза в ее сторону и тут же посмотрел на воду, в которую она от волнения бросила камушек. Легкий ветер тронул ее волосы и тонкий шифон пушистой юбки, Маша облизнула пересохшие от волнения губы, не искоса, а открыто посмотрела на него. Вечернее солнце с удовольствием играло на его густых черных волосах, небольшими завитками, спадающими на лоб. Она посмотрела на знакомую прическу, на волосы, все такие же густые и блестящие и казалось, даже ощутила их на ощупь – подушечки пальцев засвербели, словно ее пальцы, как когда-то давно, потонули в ворохе его волос. Маша вытерла влажные ладони о юбку, снова посмотрела на его волосы, боясь опустить взгляд, и встретиться с его глазами.
Он молчал, взгляд же его замер в том месте, где минуту назад вода шла кругами от выброшенного ею камушка.
Не молчи! – подумала она, отчаянно вцепившись в перила.
- Не молчи, прошу!
- Я не молчу, Маш и спасибо, что пришла.
Он повернул голову, Мария отпрянула – неужели она прокричала это вслух?!
- В моей голове столько невысказанных слов, что я просто не знаю с чего начать. – Он сглотнул слюну, его кадык нервно дернулся. – Эта пропасть, что проложило между нами время…
Он замолчал, она отступила на шаг.
- Не время, а ты! – она заметила на его безымянном пальце правой руки обручальное кольцо, и все внутри снова затянуло черным саваном. – А впрочем, можешь не продолжать, не надо. Все эти разговоры уже бессмысленны, Макс. Все слишком поздно даже для того чтобы говорить об этом, слышать правду, запоздалые признания. Они ничего не изменят эти слова. А быть может, напротив, добавят новой боли. Грусти – точно. Сожаления. Не хочу!
Она почти бросилась бежать, но успела сделать лишь два коротких шага по неровной брусчатке, он схватил ее сзади, резко развернул к себе, и невозможно было понять, чья эта дрожь током разливается по телу.
- Да и, правда! К чему эта придуманная годами речь! Я скажу еще раз как есть – Маша, малышка моя, прости. – Его голос был такой же, как когда-то давно, каким она его помнила и потому душа заплакала, и Маша, нахмурив брови, с грустью заглянула в его синие глаза.
- И все-таки, выслушай. Я не знаю, что ты за все эти годы нарисовала в своей голове, но я не бросал тебя. По крайней мере, не в ту новогоднюю ночь, когда должен был прийти. Не бросал, Маша. Я был согласен, чтобы рухнул весь мир, но только не наша любовь. Слышишь?
- Макс я…Я не знаю, что сказать тебе, и не уверена, что хочу слушать тебя. Все в прошлом. – Она усмехнулась, опустив глаза, поправила на шее шарфик, руки задрожали, и она обхватила сумочку.
Максим отпустил ее, провел рукой по своим волосам – обручальное кольцо сверкнуло, привлекая внимание.
- Прости меня. – Сказал он тихо, заглядывая в ее глаза. – За все прости.
Загорелся светофор, их обступили прохожие – разноголосые туристы желали сфотографироваться на фоне Казанского собора и Спаса-на-Крови. Маша оступилась, когда кто-то толкнул в спину, Максим обхватил ее.
Она закусила губы – внутри пожар – коктейль из обиды и ненависти выжигает душу, раненое сердце снова кровоточит.
- Я уже давно простила тебя. За нелюбовь невозможно обижаться.
Он усмехнулся, сильнее сжал ее талию.
- Я не смог прийти в Новый год, но я…
- Значит, так хотел. Правы были все вокруг, а я наивная, верила лишь тебе. – Отпусти! – она ударила его по рукам. – К чему сейчас эти разговоры?! Не хочу ворошить прошлое. Да и не свободны мы оба.
Она выдохнула, не поднимая глаз. Внутри ноющая пустота, гуляет ветер, на душе тошно и противно, до кома в горле.