- … Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи, я отправлюсь за тобой, чтобы путь мне не пророчил, я приду туда где ты, нарисуешь в небе солнце, где разбитые мечты обретают снова силу высоты…
- Мам?!
- … Сколько я искала тебя сквозь года в толпе прохожих, думала ты будешь со мной навсегда, но ты уходишь…
- Ма-ма!
- … Ты теперь в толпе не узнаешь меня, только как прежде любя, я отпускаю тебя… Позови меня с собой…
- Мам! – прошептала я, обливаясь слезами.
Отец оборвал гитару, посмотрел на меня, улыбнувшись и его образ начал медленно растворяться в рассветных лучах солнца. Мама обернулась. Молодая, красивая, яркая, светлая!
- Машенька, ты ради дочки своей живи. Ты не одна, вас теперь двое.
- Маа-ам!
Я бросилась к ней, но наткнулась лишь на пустой стол.
Рюкзак на плечо, джинсы, шапка. Дверь на ключ и побежала прочь, оставляя прошлое за закрытой дверью. Но легче не стало, Макс, эта боль навсегда приросла ко мне как вторая кожа.
… Каждый раз, как только спускается ночь на спящий город, я бегу из дома бессонного прочь, в тоску и холод, я ищу среди снов безликих тебя, но в двери нового дня, я вновь иду без тебя…
Искрящийся снег хрустит под ногами. Космический проспект. Твой шиномонтаж. Вывески нет. Двери наглухо закрыты. Слезы не от боли, а жгучей ненависти. Улица. Вокзал. Поезд.
Он – чужой. Он – другой. Он – не ты!
И темнота от вечной, застывшей в груди боли. И немой крик.
… Позови меня с собой, я приду сквозь злые ночи, отправлюсь за тобой, что бы путь мне не пророчил, я приду, туда, где ты, нарисуешь в небе солнце, где разбитые мечты, обретают снова силу высоты.
Маша распахнула глаза, утыкаясь лицом в окно машины. Автомобиль едет по набережной, вдоль неспокойной Невы и она видит в стекло свое отражение – сомкнутые губы – Маша, у тебя красивая улыбка; карие глаза – снова большие и круглые – в них снова теплится жизнь…
Глава 3. Порочная невинность
Мария сдула с глаз волос, постучала пальцами с аккуратным маникюром по стеклянной столешнице стола, вздрогнула, когда в кабинет вошли.
- Напугал. – Бросила она, не поднимая глаз, по шагам поняла – муж.
- Извини. – Тот открыл свою сумку, зашуршал документами, какие-то положил на край стола, остальные убрал в сейф. – Ты чего такая хмурая? И на звонки не отвечаешь?
Она подняла глаза, смерила его долгим взглядом от макушки, заметно лысеющей, до пяток в дорогих итальянских туфлях, вновь к лицу – как и в юности полному и круглому с набором рыжеватых конопушек, невидимой рукой судьбы разбросанных по розовым щекам, искривилась, усмехаясь.
- А ты снова бесишь меня, Алёша.
Он замер с поднятой к горлу рукой, оскалился в усмешке, приобретенной недавно и так теперь часто используемой, все-таки развязал галстук, и она ожидаемо заметила на его шее красные от волнения пятна.
- В смысле?
- В прямом. – Теперь она усмехнулась, скривилась – она не могла его любить, потому и не полюбила.
- Почему? – он подошел к ее столу, зло прошептал: - Потому что как ты сказала когда-то я не такой как он?
Она удивленно изогнула брови – неужели он знал, с кем сталкивает ее на подписании? В его глазах – ярость и ревность – знал.
Маша отозвалась громким смехом, Алеша обхватил голову руками:
- Ну и как он? Все так же лучше меня?
- Зачем ты это сделал? – она резко оборвала свой смех, поддалась вперед: - Зачем?
Теперь засмеялся он.
- Зачем? – он мотнул головой. – Я и сам не знаю, но ты ведь хотела этого? Я всегда делал только то, что хотела ты!
-М-м, - Маша поджала губы, вздернула подбородок, откинулась на спинку стула.
- Все эти годы ты искала во мне хоть что-то отдаленно напоминающее его, я же чувствовал это. Ты и детей, я уверен, хотела похожими на него, поэтому не родила мне до сих пор.
- Интересная версия ничего не скажешь. – Маша поднялась, отчетливо понимая, как он противен ей. – Продолжим позже.
Она взяла сумочку, направилась к двери. Алеша сел за стол и вновь разразился смехом. Диким. Чужеродным. Пугающим.
- А ты опять к нему что ли?
Маша остановилась в дверях, замерла.
- Зачем? – Он шумно выдохнул. – Зачем, Маш? Тебе, не хватило?
Ее передернуло. От его голоса. От мерзкого чувства в груди неправильности происходящего. О чем он говорит с ней? О нем? О другом?
Она резко обернулась. В глазах лихорадочный блеск. В груди ноющая боль, стыд, тревога, непонимание. Там буря, сметающая все на своем пути.
- Зачем? А не знаю даже. Наверное, хочется. – Произнесла она безразлично пожав плечами. Словно не мужу сказала, а случайному встречному.
Он хмыкнул, покачав головой.
- Ты знаешь, он позвонил к нам в офис. И ведь не сказал бы я что как гром среди ясного неба. Нет, Машуль, нееет. Я знал, что когда-нибудь он позвонит, придет, нарисуется. И вот вдруг я подумал, быть может, так станет лучше. Увидишь, поговоришь, отпустишь. Ключевое – отпустишь. Освободишься сама от его паутины и меня от него освободишь и нашу жизнь. Семью нашу! Он невидимая преграда между нами все эти годы. Я не достучался до тебя ни заботой, ни лаской. Как мне ещё поступить?