Письмо на желтую подводную лодку

На следующий день Тиллим, как и договаривались, пришел к Оле в гараж ее родителей. Машину те давно продали, а в пустующем помещении гаража девочка устроила себе флористическую мастерскую. Почти все свободное пространство в центре мастерской занимали две искусные композиции, составленные из цветов, раскрашенной соломки из вьетнамской циновки, сушеных морских звезд, а также цветных стеклышек, вероятно вытряхнутых из детского калейдоскопа. Мальчик невольно залюбовался произведением декоративного искусства. Необычным по технике выполнения и от этого очень модным произведением. Кроме того, они были совершенно одинаковые, эти букеты в корзинах, — до самого крохотного лепесточка. Во-первых, плетенные из расщепленного бамбука корзины-кашпо содержали практически всю майскую луговую флору среднего Урала, включить которую в композицию до сих пор не приходило в голову, наверное, ни одному местному флористу-профессионалу. Во-вторых, гармоничной составляющей этих букетов были ветки цветущей яблони и черемухи («Нарвала за гаражами!» — догадался Тиллим). И то и другое говорило о тонком вкусе, художественном чутье и вообще о творческих способностях Оли Штукарь.

— Ну ты и даешь! Японцам у тебя поучиться! — восхищенно глядя на свою музу, протянул Тиллим.

— Замечаешь разницу? — спросила Оля.

— Никакой разницы, абсолютно конгруэнтны, как треугольники в классе математики, — процитировал Тиллим любимую папину фразу, хотя понятия конгруэнтности еще не знал (геометрию пока не проходили).

— А теперь посмотри с другой стороны. Снова ничего не замечаешь? Надписи на поздравительных лентах! Видишь, на левой:

ОТ ЛУЧЕЗАРНОЙ КАТЕРИНЫ ЛЮБОВЬ И СЧАСТЬЕ В СВЕТЛОМ МИРЕ!

А на правой (читай внимательнее!):

ОТ ЛУЧЕЗАРНОЙ КАТЕРИНЫ ЛЮБОВЬ И СЧАСТЬЕ В СВЕТЛОМ — ИРЕ!

— Классно придумала, только я все равно ничего не понял, — признался озадаченный Тиллим.

— Соберись! Нужно, чтобы ты понял. Итак: мы с первой корзиной цветов дожидаемся у служебного входа в театр, когда Лучезарова после утренней разминки выйдет обедать. Ты ее заговариваешь, вручаешь цветы, а я быстро вас фотографирую. Только учти (это главное!): когда будешь держать корзину, в слове «МИР» закрой рукой букву «М». Понимаешь, что получится? ИРЕ! Потом мы берем вторую корзину, едем в больницу и вручаем Иринванне вместе с фото, где Лучезарова держит букет. Иринванна подумает, что бывшая любимая ученица лично поздравляет ее с юбилеем, и быстрее поправится. Ну как, теперь понятно?

— Еще бы! Я же говорю — классно! Одобряю! — воскликнул Тиллим. — Я бы до такого не додумался.

Оригинальный замысел немедленно воплотили в жизнь. В день выступления ленинградского балета у служебного входа уже с утра волновалась целая толпа жаждущих автографа вперемешку с вездесущими журналистами, но бойкая пухленькая девчушка в красном галстуке с самой непосредственной детской улыбкой растолкала всех. Самовольно открыв дверь, Оля вошла в фойе и, втащив за собой нерешительного одноклассника, остановилась у самого входа, ведущего за сцену, в святая святых театра.

— Сюда нельзя! — начал было охранник, мимо которого школьники прошли, как мимо шкафа.

— Букет от первого секретаря обкома комсомола, — отрезала миловидная пионерка, даже не повернув головы.

Здоровенный детина вскочил, вытянув руки по швам.

— На нас, пионеров, возложена почетная миссия вручить его лично, — поспешно подхватил Тиллим.

Тем временем в фойе появилась Екатерина Лучезарова. Тиллим с икебаной в руках смело шагнул к ней, едва не сбив звезду с ног.

— Мое первейшее желание — быть вам приятным, ваше изящество! — высокопарно, в стиле романов Дюма, за которыми, видимо, провел ночь накануне, заявил мальчик. — Позвольте вручить вам цветы от учеников сто двадцать четвертой школы с литературным уклоном, где все знают, помнят и почитают ваш талант! — добавил он, опустив глаза и густо покраснев.

Тут вмешалась Оля:

— Одну минуточку, прошу вас, фото на память для Доски почета нашей школы! Вы наш кумир, пример и путеводная звезда. Вы созвучны нашей жизнеутверждающей действительности как олицетворение самого творческого процесса и его блестящего результата.

— Благодарствую, барыня… м-мадам… ма-де-му-азель! Я влюблен в вас до безумия: сегодня не смогу уснуть, изнывая от сладостной муки страсти и до утра бредя вашей красотой… Вы — королева, я ваш верный паж до гроба, да будем счастливы мы оба, — неожиданно для себя самого с недетским жаром пролепетал Тиллим. — Простите, это все из-за мук ожидания. Вернее, из-за театра: мы в школьном драмкружке ставим Шекспира и Островского, и вот…

— Он хотел сказать, что мы все вами восхищаемся! — выручила Оля вконец расфантазировавшегося и растерявшегося друга.