Письмо на желтую подводную лодку

Для начала практиканты пошли к роднику смочить свои планшеты. Оля Штукарь, которой «древние» мистические послания и знаки казались розыгрышем, понимая, что, в отличие от других, ей сейчас ничто не мешает достичь поставленной учителем цели, решила во что бы то ни стало выиграть соревнование. Девочка азартно смочила водой бумагу, затем, то и дело касаясь палитры с акварелью кисточкой, положила один за другим несколько бойких размашистых мазков на белый лист и вдруг, с визгом отбросив в сторону кисть, жалобно закричала:

— Ой! Что это они?! Евгений Александрович! Краски… они поссорились! Наверно, испорченные… Это не я, Евгений Александрович! Наверно, старые краски-то…

Учитель взял в руки палитру:

— Похоже, кто-то некрасиво пошутил.

Осторожно проведя по небесно-голубой лужице кисточкой, преподаватель обнаружил, что ее кончик окрасился оранжевым. Еще один мазок, на этот раз решительный — два цвета слились в грязно-серый, точь-в-точь такой, как на Олиной работе. Охра красная, которой девочка хотела изобразить дорожку, посыпанную песком, представляла собой подобную двухслойную конструкцию — как на пирожном, где слой крема укладывается поверх желе. Под тонким слоем красной краски обнаружилась тщательно замаскированная зеленая. Лужица желтой таким же образом скрывала фиолетовую краску. Вот как коварный зловред «заминировал» всю Олину палитру!

— Это настоящая диверсия, Штукарь! Ты кому-то очень сильно насолила: кто-то выдавил в палитру сначала слой одной краски, а затем сверху — те цвета, которыми ты хотела писать, и получился слоеный пирог из несовместимых красок. Да-а-а… Кто ж злодей такой?..

И в самом деле: вместо сочных южных цветов яркосинего, слепящего солнцем неба и буйной субтропической зелени, вместо разнообразия тончайших, нежнейших оттенков природной радуги на Олином ватмане расплывались безобразные и бесформенные грязные серо-бурые пятна. Буквально на глазах они нагло поползли-потекли вниз, безнадежно портя рисунок!

Евгений Александрович внимательно оглядел учеников:

— Кто испортил работу Штукарь?

Все как воды в рот набрали.

Не понимая, что происходит, Оля сквозь набегавшие слезы наблюдала за этой войной цветов, и на память ей пришли любимые «Битлз»: в мультике «Yellow Submarine», который она однажды смотрела дома у Матусевича на диковинном японском видеомагнитофоне, зловредные силы мрака пытались лишить цвета и света яркий, жизнерадостный мир волшебной страны. На экране эту трагедию предотвратила рисованная ливерпульская четверка, а теперь, в реальной жизни, девочка не знала, как справиться с подобным даже на листе бумаги. Была бы рядом битловская музыка, но Шурик, к сожалению, после покушения на его шляпу не брал с собой на пленэр бесценный «Панасоник». Преподаватель подошел ближе и, успокаивающе положив руки девочке на плечи, нагнулся над планшетом:

— Ну не стоит расстраиваться, не стоит… Та-ак… Говоришь, не твои краски? Хм… Давай-ка посмотрим, что тут можно исправить. — Евгений Александрович, медленно переводя взгляд с одного подозреваемого на другого, строго произнес: — Похоже, кто-то хорошо усвоил и взял на вооружение теорию о несовместимых цветах, но находчивость похвальна, если не обращать ее во зло. Кто-то из вас счел возможным испортить чужую работу. Я надеюсь, всем понятно, что данный поступок порядочным никак не назовешь. Я крайне огорчен таким поведением — не ожидал подобного от моих учеников. Мне стыдно за вас!

Реакцией на слова Евгения Александровича была гробовая тишина. Он демонстративно повернулся к ученикам спиной и несколько минут разглядывал видневшееся внизу лазурное в этот час море, все-таки надеясь, что у неизвестного «экспериментатора» за это время проснется совесть и он признает свою вину перед всеми. Когда учитель снова обратился лицом к ребятам, все по-прежнему уныло молчали, и только одна Оля Штукарь виновато-робко попросила:

— Евгений Александрович, простите нас… Пожалуйста! Простите, что так вышло, — все ведь из-за меня… Пусть я буду виноватой!

Преподаватель еще раз оглядел восьмиклассников пристальным взглядом:

— Вам не за что просить прощения. Тем более тебе, Оля, незачем доставлять удовольствие тому, кто действительно виноват. Ведь он будет злорадствовать, если другие примут на себя его вину, но я ждал именно его извинений перед всеми, и печально, что этого не произошло… Только пускай трус хорошенько запомнит: все тайное когда-нибудь обязательно становится явным. — Евгений Александрович еще немного помолчал. — Ну а теперь мы опять вернемся к занятиям. Условия нашего конкурса-соревнования прежние.

Юные дарования вновь принялись рисовать. В конце очередного сеанса работы были выставлены в ряд — на обозрение всей «сборной» восьмых классов. Общим голосованием решили, что лучше всех с первоначальным этапом справился Олег Пономарев. Евгений Александрович заметил: