Письмо на желтую подводную лодку

Совсем рядом стояло грозное эпическое чудовище! Громадный, покрытый местами длинной, завившейся бурой шерстью бык, из широко раздувающихся черных ноздрей которого готовы были вот-вот вырваться языки пламени, угрожающе рыл копытом жирную, рыхлую землю, исподлобья уставившись на мальчика крохотными, в сравнении с головой и всей исполинской тушей, но налитыми кровью и словно остекленевшими глазками. Тиллим сразу узнал эту рогатую образину: именно она просунулась в окно туристского автобуса, и ее с перепугу Шурик принял за голову бога лесов Пана. Секунда, другая — мгновения в восприятии подростка длились бесконечно долго… И вот эта рогатая бычья голова потянулась к груди Тиллима! Мальчик закрыл глаза: «Только бы не закричать — тогда конец…» Теперь время точно остановилось, однако же с Тиллимом ничего не происходило, разве что в наушниках одна лирическая битловская мелодия сменилась другой, еще более нежной…

Тиллим слегка приоткрыл глаза и — о чудо! — увидел, как ужасный пришелец, точно котенок масло с пальца, слизывает с зажатой в руке юного живописца палитры обыкновенную акварель «Ленинград». «Стоп! Какая же она обыкновенная? — Тиллима осенило. — Это же медовая акварель — наверняка сладкая… Слава богу, я в порядке! И этюдник стоит нетронутый…»

Неожиданно сквозь жизнерадостную, солнечную музыку, нарушив ленноновскую гармонию, прорвался полный ужаса истошный вопль Тамары Вахтанговны:

— Уводи его, малчик! К шоссе уводи!

Высунувшись на какие-то секунды из розовых кустов, до смерти напуганная женщина изо всех сил махала рукой, указывая Тиллиму нужное направление. Когда же бешеное чудовище с грозным мычанием покосилось на нее, опять «окунулась» в колючую заросль, попискивая от боли и страха, но больше уже не показываясь из своего укрытия.

Тогда Тиллим, медленно взяв кисточку и положив на палитру сколько мог захватить лакомой для рогатого сластены оранжевой краски, приподнялся и на полусогнутых ногах крохотными шажками попятился к шоссе, держа привлекательную палитру перед самой точно вытянувшейся бычьей мордой. «Вот так, вот так… Молодец! Главное, чтобы этюдник не тронул… Ну еще, еще… За мной!» — приговаривал юный тореадор из Челябинска про себя, больше всего беспокоясь в этот момент за свою работу и постепенно, как на невидимой цепи, уводя грозное животное все дальше от поляны…

На шоссе их уже встречала караулившая беглеца специальная группа. Какой-то бородач в зеленой шапочке и такого же цвета коротком халате (это был ветеринар) выстрелил в быка, и тот медленно, молча сначала осел на передние ноги, а после рухнул вперед, прихватив большими губами вкусную палитру. Тиллим, тоже без сил, опустился на плавящийся от жаркого солнца асфальт.

— Ты как, малчик? Целый, да? Он тебя не задел? — беспокоился кто-то с кавказским акцентом, суетясь возле Тиллима.

Мальчик ничего не слышал: шок еще не прошел, зато приходило осознание опасности, которой он только что избежал, а мысли о невредимости работы отступили куда-то на второй план. Всерьез огорчило другое: Тиллим с грустью посмотрел в сторону небольшого грузовика, куда несколько плечистых дядек взгромоздили безжизненную бычью тушу. На детские глаза навернулись слезы: «Грозный, конечно, но зачем же так… Зачем было убивать? Чудо природы, можно сказать, тоже жить хотел… И между прочим, так ведь никого и не поранил…»

— Э-э! Ты не беспокойся, — похлопал его по плечу, белозубо улыбаясь, кавказец в рыболовной куртке из камуфляжа. — Эт толко снотворное. Отвезем хозяину, Проснется и теперь будэт вести себя как слэдует, а то разгулялся очень. Бичо мой!

Он добродушно объяснил, что «бичо» по-грузински — «мальчик», и Тиллим наконец-то даже повеселел:

— Ага! Малышу надо и поиграть иногда.

— К животному должен быть особый подход, — включилась в разговор молодая женщина-зоотехник с расчесанными на прямой пробор длинными белокурыми волосами, стянутыми узорчатой бисерной ленточкой-повязкой. — Вот в Индии, например, корова, как известно, — священное животное, а это исключительно мирная страна, никогда не нападала на других за тысячелетия своего существования. Оттого, что убивают коров, и происходят все войны, природные катаклизмы. Я тоже убеждена, что животным прежде всего нужна любовь, так же, как людям.

«Наверное, она хиппи, как Леннон и Харрисон! Они тоже поют: „All you need is Love!“»[8], — подумал довольный Тиллим.

— Он настоящий герой, витязь в тигровой шкуре! — послышался со стороны поляны, которую облюбовал юный художник, срывающийся на высоких нотах женский голос. Это директриса Тамара Вахтанговна спешила к людям прямо через газон и клумбы, как совсем недавно рвалась напролом сквозь заросли. Теперь у нее и туфелька с левой ноги была потеряна, через разорванный чулок был виден экстравагантный фиолетовый педикюр.