Эти письма – не жалобы, не призыв о помощи, не способ выговориться, а попытка разобраться, поскольку автор испытывает (делает, думает, чувствует) что-то, что не вписывается в его/ее представление о своем внутреннем мире. Авторы допускают тем самым, что человек может не все о себе знать и понимать, и верят в понимание как самостоятельную ценность и ключ к решению проблем. И маленькие, и серьезные проявления «чего-то непонятного» описываются подробно и точно, иногда сопровождаются эмоциональными комментариями («глупо, но…», «это напрягает»), но это именно комментарии. Даже когда такое письмо содержит «что делать?», ему предшествуют вопросы другого рода: что бы это значило, о чем это говорит, почему? Более того, во многих таких письмах встречаются и собственные гипотезы о том, как «это» связано с внешними событиями, детским опытом, другими своими особенностями.
Очень хотелось бы разобраться, почему я все порчу: этикетки, тетрадки, журналы, джинсы, какие-то более дорогие вещи. Если что-то оказывается в опасной близости от меня, то я обязательно, хотя бы немножко, но что-нибудь подпорчу (разрисую, разрежу, надорву и т. п.) Иногда настолько велико искушение, что даже не задумываюсь о том, моя вещь или чужая. Иногда получается это даже неосознанно. В последнее время кажется, что так я поступаю и не только с вещами, но и со своей жизнью. Почему это происходит?
Так было с детства и до сих пор осталось.
Калерия, 20 лет
Воспитываю двоих сыновей, 5 и 10 лет. Сама в семье росла одна. И представляла в детстве, что у меня есть живая кукла. С этой куклой обращалась в своем воображении очень жестоко. Подробности помню слабо, но издевалась, это точно. Боюсь, что во мне какая-то скрытая жестокость, от которой сегодня страдают мои дети. Они живые и жизнерадостные мальчишки, наказываю их редко. Вспомнила о кукле недавно, на первый взгляд, без какого-либо повода, теперь думаю постоянно. Что это могло значить? Спасибо.
Ирина, 38 лет
Психолог-призрак для этих авторов – прежде всего интерпретатор, своего рода переводчик с языка бессознательного. Иногда эти возможности авторами сильно переоцениваются: понятно, что короткое и лишенное контекста описание необычной привычки или какой-нибудь «нелюбви к желтым цветам» для ответа недостаточно, а предлагаемая такими письмами роль «эксперта» больше напоминает гадалку или ясновидящую.
Посоветуйте, пожалуйста: дурацкая привычка воображать, как меня кто-то из близких обижает словами, а потом извиняется, – о чем она говорит? Понимаю, что это какой-то комплекс, но не соображу, в чем дело.
Эльма, 26 лет
Давно за собой заметил, что я не могу смотреть в глаза людям, с которыми я говорю, мне легче выбрать любую точку и смотреть в нее, но в то же время я могу их внимательно слушать. В чем заключается проблема?
Андриан, 17 лет
Несколько лет назад я развелся с женой спокойно, без нервов, остались друзьями. У меня новая семья, жена встретилась с давним поклонником, сын взрослый, живет в другом городе, все хорошо вроде бы… Но я почему-то вдруг стал одержим мыслью… отремонтировать дачу бывшей жены, сделать из нее конфетку. Не понимаю почему! Ведь мы уже не вместе и не планируем соединяться. Но эта дача буквально снится мне, я придумываю дизайн, мебель приглядываю – зачем, ради чего?!
Николай, 48 лет
В последние 1–1,5 года стала замечать за собой навязчивые фантазии о сексе с мнимым братом (брата у меня никогда не было). Во время интимной близости со своим молодым человеком воображаю, что он мой брат, что родители спят за стеной, а он, пользуясь моментом, соблазняет меня. Эта фантазия сопровождает каждую нашу интимную близость… Скажите, с чем это может быть связано? Со мной что-то не так?
Лина, 24 года
«Психолог по призванию» (консультативный запрос)
Главный вопрос таких писем – как помочь кому-то: другу, коллеге, собственному ребенку или матери. Подробно описывается проблема, но проблема не своя, а чья-то: автор выступает в роли психотерапевта-любителя или «психолога по призванию», полного благих намерений, но не очень уверенного в своих правах, границах ответственности и опасающегося вызвать сопротивление или навредить. Скрытая тема этих писем – пределы, до которых можно вторгаться в жизнь и пространство другого человека со своими представлениями о том, что для этого «другого» хорошо. Другая их общая черта – подразумевающаяся важность участия в ситуации: авторам действительно нужно как-то определиться с мерой этого участия, но не вмешаться они не могут.