Письмо психологу. Способы понять себя

Милая Ксения, очень вам сейчас худо и предстоит пройти через боль и стыд и выбраться из отчаяния, и заново выстраивать чувство безопасности и уверенности в себе… Давайте по порядку. Ваше письмо начинается словами «Я сама виновата: компания и водка…» Ошибка, недооценка опасности – да, вина – нет. Никто не имеет права что-то делать с телом другого человека, будь то мужчина или женщина, без его согласия. Вина за насилие лежит на тех, кто воспользовался вашей беспомощностью, неопытностью или беспечностью… Хорошо, что вы смогли рассказать бабушке о том, что пережили, – очень тяжело, когда совсем никому нельзя сказать. Ее реакция – «мы как прокляты, выходит» – навела вас на мысль о том, что и вы родились в результате насилия, поскольку своего отца вы не знаете. Все проще: бабушка и вас жалела, и себя. Многие годы ей было страшно и стыдно, и поговорить на эту тему она ни с кем не могла. Сказать ли маме и как? Вы решите сами, это подождет. Вот что надо срочно сделать: найдите в Сети все, что связано с психологической помощью жертвам сексуального насилия. И покажитесь врачу, но не «местному», – надо убедиться, что здоровье не пострадало. Вы молодец, сразу начали думать, как себя вытаскивать из беды, – и вытащите, и помощь найдете и получите. А как только станет полегче, подумайте о будущем: судя по возрасту, вам как раз пора определяться с профессией, идти учиться. Вокруг появятся другие люди, новые занятия и знакомства. Очень важно правильно выбрать этих людей и занятия, чтобы в новой жизни вас ценили и уважали. Это и будет настоящая победа, и я вам ее от всего сердца желаю.

Письмо двадцатое: Почему дочь корчит из себя клоуна? (Psychologies, № 98, 2014)

Я считаю падчерицу своей дочерью, мы всегда ладили. Сейчас у нее переходный возраст, она то кривляется, то изображает дуреху, а ведь она не такая!

Александр, 46 лет

Совершенно очевидно, Александр, что падчерицу вы любите и растили ее с пеленок, как родную дочь. Девочка реагирует на советы и замечания кривлянием с оттенком подчеркнутой инфантильности, сюсюкает, притворяется «маленькой беззащитной дурехой», пускает слезу. Прежде чем что-то противопоставить этому поведению, не худо бы его попытаться понять. Мне кажется, что девочке страшно расти и страшно терять какие-то привилегии детства. Именно поэтому она прячется не в типичной подростковой резкости, а в пародии на ребенка. А вы-то, взрослые, наверняка с утра до ночи рассказываете ей, что она «уже взрослая» и «в ее возрасте пора…» Возможно, ей кажется, что раньше к ней относились лучше. Или она не умеет выражать агрессию (похоже, воспитывалась в строгости). Дочь нашла способ выводить всех – ну, вас в первую очередь – из себя, и делает это безопасным для себя способом. Так ли уж это ужасно? Или дело в нашей родительской иллюзии: мы хотим, чтобы дети росли, но при этом оставались управляемыми и похожими на себя маленьких, а мы для них – самыми лучшими. Увы. Наберитесь терпения. Кстати, подростки часто приносят домой манеру поведения, словечки и пристрастия, от которых родители в шоке. Отчасти это провокация, но лишь отчасти. Им важно «примерить» не только то, что носят дома, но и то, чего дома они видеть не могли. «Примерка» может быть нелепой до ужаса, как крашенные зеленкой прядки, гвоздики в носу и прочие атрибуты запретного. Но без экспериментов с ролями их внешним оформлением расти совсем трудно и страшно.

Письмо двадцать первое: Не могу смириться с тем, что теряю отца… (Psychologies, № 99, 2014)

Мой отец никого не узнает, его нельзя оставлять одного, семья измучилась. Жена настаивает, чтобы отдать его в дом престарелых, но мое сердце разрывается…

Михаил, 40 лет