Письмо с этого света

Передо мной чередой проходили лица тех, кого я любил, ненавидел, к кому стремился и кому хотел что-то доказать, и теперь они не вызывали прежних чувств – лишь тихую, всепоглощающую жалость, глубокое, искреннее сочувствие.

Андрей, Миша, Алексик, олимпийцы, я сам – дети с переломанными крыльями, все мы просто хотели жить, но не у всех из нас получилось даже выжить…

Мама! Мамочка!..

Сердце остановилось, горло сжалось, поглощая последний хрипатый вздох, в отчаянном рывке сознание метнулось обратно вниз…

И в этот момент я вспомнил все.

ТОТ СВЕТ

Той порой Люцифер взошел над вершинами Иды,

День выводя за собой.

(Вергилий, «Энеида»).

1

С недоумением и некоторой брезгливостью я рассматривал доверенное моим опекам сокровище. Косматая, заросшая тонкой пушащейся шерстью голова, полулысое туловище, кое-где покрытое островками жестких вьющихся волос, тонкая светлая шкура, не способная переносить ни мороз, ни сильный ветер, ни палящий зной… Нет, это слабое, ленивое обезьяноподобное существо явно могло выжить только в тепличных условиях Эдема.

Немногим лучше была и самка. Еще более лысая, еще более розовая, с длинной густой порослью на голове, с парой тяжелых взбухших сосцов над округлившимся от беременности животом, она лишь мордочкой казалась симпатичнее самца – аккуратные, миловидные черты, маленький ротик и такой же маленький тонкий нос, большие доверчивые глазки поблескивают из-под темных дуг; а у того половина физиономии так поросла шерстью, что и рта-то толком не видно. Да посмотришь на него – не ровен час подумаешь, что и сам он на сносях. Как и у его подруги, от сытой, малоподвижной жизни его поначалу гладкое, упругое брюхо округлилось, и в ансамбле с пышным, мясистым седалищем это смотрелось особенно комично. Одно хорошо, ожиревший живот хоть немного прикрыл свисающий внизу срам, который постоянно был на виду из-за особенности его передвижения – и самец и самка были прямоходящими.

Адам и Ева – так звали этих двух экспериментальных особей – были близнецами, единственным пометом моей любимицы Лилит… Эх, Лилит! Такая здоровая, мощная девочка, кто мог подумать, что ее организм не выдержит первых же родов!

Когда Лилит появилась в Эдеме, она сразу привлекла мое внимание своими внушительными размерами, ловкостью и умом. Намного крупнее обычных обезьян, она одним прыжком умела преодолевать многометровые расстояния, ловко орудовала камнями и палками, добывая с их помощью самые зрелые плоды и коренья, легко перенимала различные навыки и умела издавать множество разнообразных звуков. Густая шерсть, жесткая шкура, сильные мускулы, острые когти и зубы делали Лилит универсальным зверем, способным адаптироваться почти к любым климатическим условиям – от жарких тропиков до суровых северных лесов.

Испытывая и с удовольствием тренируя красотку Лилит, я уже представлял себе целое племя бесхвостых хищных обезьян, которые стали бы достойным дополнением земной фауны, постепенно оживавшей и разраставшейся после вымирания древних звероящеров. Ради этих целей я стал подыскивать для Лилит достойного партнера среди крупных видов обезьян, как вдруг в один не слишком прекрасный день Лилит куда-то пропала. Обыскав весь Эдем и убедившись, что ее нигде нет, я пустился на поиски по окрестностям. Проносясь над лесами, скользя между деревьев, заглядывая в норы диких зверей, я тщетно звал свою Лилит и уже мысленно простился с нею, посчитав ее мертвой, когда вдруг, спустя несколько недель, она вернулась в Эдем, так же таинственно и неожиданно, как до этого исчезла.

Радость от ее возвращения, увы, длилась недолго. С первого же взгляда на нее я понял, что Лилит нездорова и как будто чем-то подавлена. Как я ни старался, я не мог понять, что с ней случилось, да едва ли она сама понимала причину своего состояния. Как ни одарена была Лилит, она была всего лишь зверем, не способным мыслить и формулировать. Выражая свое беспокойство, она лишь жалобно кричала, постанывала, нервно вгрызалась в участки шерсти на теле, вырывая ее целыми пучками, и почти ничего не ела.

Прошло несколько дней, и, к моему облегчению, Лилит как будто стало лучше. Аппетит вернулся, она перестала наносить себе увечья и жалобно плакать, вновь запрыгала по деревьям и вспомнила былые забавы. Я же со спокойной совестью занялся другими заботами, коих был полон рот. На мне был целый зоосад с тысячью экспериментальных видов, которые не меньше Лилит нуждались во внимании и заботе.

Через некоторое время выяснилось, что Лилит ожидает потомство. Это был неприятный сюрприз, ведь размножение такой ценной особи должно было быть хорошо спланировано и происходить при участии достойнейшего из самцов. Происхождение же этого помета было мне неизвестно. Впрочем, я не придал тогда этому особого значения. Даже если первый помет будет плох, следующий уже станет таким, как надо, думал я. Но я ошибался. Бедняжке Лилит не представилось второго шанса. Произведя на свет разнополую двойню очень странного вида, она испустила свой последний вздох…