Странное дело. За столом Анна чувствовала себя безмерно уставшей и мечтала о постели, но, оказавшись в ней, вдруг утратила желание спать. Повернувшись с боку на бок, сочла, что в комнате душно. Кати не было, и Анна, встав, прошлепала босыми ногами к окну. К счастью, то открывалось. Анна поняла это, нащупав (в комнате стоял сумрак) бронзовые запор и ручку. После некоторых усилий створка распахнулась. В комнату ворвалась прохлада, а следом донеслись голоса. Говорили по-французски, чему Анна удивилась. Голоса доносились из сарая напротив. Светила луна, и Анна разглядела, что ворота его открыты. Она прислушалась.
– И где вы жили за границей, Платон Сергеевич?
Анна узнала голос Кати.
– Много где, мадмуазель, – ответил ей мужской голос. Он звучал мягко и ласково. – В германских землях, французских, испанских.
– И каково там было?
– Словами не расскажешь. Хотите, я вам об этом спою?
– Сделайте милость, – согласилась Катя.
На короткое время наступила тишина, затем Анна услышала перебор струн. «Этот бурбон еще и музицирует?» – удивилась она. С кем Катя ведет разговор, стало понятно сразу. В следующий миг незнакомый ей офицер запел:
Анна ощутила, как ею овладела сладкая истома. Мягкий голос невидимого певца трогал сердце, пробуждая в душе жалость и сочувствие.
Певец умолк, и некоторое время за окном стояла тишина. Затем Катин голос с чувством произнес уже по-русски:
– До чего мне вас жалко, Платон Сергеевич! Прямо не сказать, как.
– Так пожалей меня, голубушка! – раздалось в ответ, после чего послышались какая-то возня и задавленный Катин голос:
– Пустите меня! Немедля! Я хозяйке пожалуюсь! Она прикажет вас высечь!
– Дворян сечь нельзя, – возразил мужчина.
– Ей можно.
– И кто у нас хозяйка? – поинтересовался невидимый собеседник Кати.
– Графиня Орлова-Чесменская, фрейлина ее императорского величества Елизаветы Алексеевны.
– Ой, боюсь, боюсь! – насмешливо сказал мужчина. – Ладно, Катенька. Не хотите – не буду настаивать. Хотя могли быть ласковее к герою войны.
– Знаю я вас, героев! – фыркнула Катя. – Чуть что – сразу лапать. Нет, чтобы с обхождением к девушке.
– Я старый солдат и не знаю слов любви.
– Все вы знаете! – возразила Катя. – Песни – вон какие поете! Я таких и не слыхала прежде. Не врите, Платон Сергеевич! Стыдно вам! Во Франции жили и не научились обхождению?
– Уже покраснел, – ответил мужчина. – Жаль, что темно, и ты не видишь.
Катя прыснула.
– Веселый вы человек, Платон Сергеевич, – сказала, отсмеявшись. – Я еще побыла бы с вами, но пора. Поздно уже, хозяйка спит, поди.
– Вот и пусть, – возразил мужчина. – Разве мы ей мешаем?
«Еще как!» – едва не сказала Анна, но вовремя удержалась.
– Разбудим – заругает, – сказала Катя. – Ваше пение, поди, в комнатах слышно. Прощайте, Платон Сергеевич!
Из сарая донесся шорох, и в воротах показалась женская фигурка. Внезапно она остановилась и обернулась:
– Ничего вы не старый, Платон Сергеевич! Очень даже молодой!
Произнеся эти слова, Катя заспешила прочь. Заторопилась и Анна. Спешно притворив окно, она вернулась в постель и притворилась спящей. Ей почему-то не хотелось, чтобы Катя знала, что она подслушивала…
Утром Катя поделилась с хозяйкой тем, что успела выведать у необычного постояльца.
– Он бастард князя Друцкого-Озерецкого, – сообщила, помогая Анне одеваться. – Родился и вырос за границей…
Анна внимала, машинально кивая. Ею овладело странное желание: вновь услышать этот ласковый голос, необычную речь и пение. Мысль была греховной. После смерти жениха, Николая Каменского[34]
, Анна сторонилась мужчин, хотя они вокруг богатейшей невесты России вились во множестве. Но никто не мог заменить ей Николеньки с его пылкими речами и огненным взглядом. На его фоне другие мужчины казались пресными и скучными. И вот вдруг… «Да я его и в глаза не видела! – изумилась сама себе Анна. – Кстати…»– Отменно говорит по-французски и по-немецки, – завершила Катя рассказ. – А вот италийского не знает. Поет и играет на гитаре.
Она умолкла.
«Что ж не сказала, что приставал к тебе? – подумала Анна. – По душе пришлось, что ли?»