Пистоль и шпага

— Государь соизволил пожаловать меня поручиком по гвардии за захват пушек у неприятеля незадолго до Бородино, — не замедлил с ответом офицер. — Но я обменял чин на армейский. Военный министр, граф Аракчеев, это одобрил. К сожалению, доказать этого не могу — французы отобрали бывшие со мной бумаги. Но можно направить запрос в министерство — там подтвердят.

— Так ты и с Алексеем Андреевичем встречался? — удивился Кутузов.

— Имел беседу, — подтвердил офицер.

«Непростой человек, очень непростой, — подумал светлейший. — Государь с ним беседует, затем Аракчеев. Что-то здесь не так. Не прислал ли Александр Павлович ко мне очередного соглядатая?» Помедлив, Кутузов отверг эту мысль. Соглядатаев царя в армии и без того хватает — к тому же чинами выше. Тот же Бенигсен пишет на него кляузы в Петербург, и не только Бенигсен — «доброхотов» хватает. Куда ж еще одного? Но проверить нужно.

— Государь не предлагал тебе остаться при его особе?

— Предлагал, ваша светлость, — подтвердил офицер. — Но я попросился в армию. Какой от меня прок в столице? А вот воевать я умею.

Капитан будто невзначай коснулся крестов на мундире.

— Гм! — сказал светлейший. — А в какую должность при армии тебя определили в Петербурге?

— Ни в какую, ваша светлость. Предписанием, как уже сказал, направлен в распоряжение Главного штаба. Здесь намеревался проситься в свой батальон.

«Не соглядатай, — понял Кутузов. — Вот и славно».

— А военных картах разумеешь? — спросил.

— Так точно, — ответил Руцкий.

— Тогда покажи нам, как по твоему разумению, будут наступать французы, — главнокомандующий жестом пригласил капитана к столу. Тот подошел и минуту рассматривал разложенную на нем карту.

— Пойдут отсюда, — указал пальцем. — Будут пытаться захватить Малый Ярославец, а затем пробиваться дальше. Сам город военного значения не имеет, его можно отдать, а вот за ним имеются высоты. Здесь можно устроить сильную позицию, которую успешно оборонять, тем самым заставив неприятеля убраться восвояси.

— Отдать город? — удивился Кутузов. — Без боя?

«Мне этого не простят, — подумал с горечью. — За Москву, вон, сколько упреков получил, в том числе от государя».

— Можно и с боем, — не стал возражать Руцкий. — А вот пытаться отбивать его у неприятеля не стоит. Зря положим людей. Если Богарне не удастся пробиться на Калужскую дорогу, он и без того уйдет из Малого Ярославца. Извините, ваша светлость! — поспешил капитан, заметив взгляд Кутузова. — Увлекся. Я не вправе давать советы главнокомандующему.

— Добрый совет и от солдата полезен, — хмыкнул светлейший. — Не желаешь служить при мне, капитан? В штабе?

— Ничего не смыслю в штабной работе, — поспешил Руцкий. — Прошу, ваша светлость, направить в батальон.

— Жаль, — сказал Кутузов, — но неволить не буду. Где сейчас батальон Руцкого? — повернулся он к Толю.

— Передан в дивизию Паскевича, — без запинки отрапортовал полковник.

«Все знает, — с удовлетворением отметил светлейший. — Золотой человек».

— Скажешь адъютанту, что я приказал направить тебя в распоряжение Паскевича, — сообщил светлейший капитану. — Пусть выпишет бумагу. Ступай, голубчик! Воюй так, чтобы я тебе еще не раз услышал.

Руцкий поклонился, повернулся через левое плечо и четким шагом вышел из кабинета.

— Молодец! — оценил Кутузов. — Нам бы таких командиров — да побольше. Ты же, Карл Федорович, — сказал генерал-квартирмейстеру, — отправляйся в Малый Ярославец и определись с позицией.

— Думаете, капитан прав? — спросил Толь.

— Сам сказал, что он дважды верно угадал направление удара неприятеля. Один раз может и случайно получиться, а вот дважды, да еще подряд, не выйдет. Так что стоит принять меры. Поспеши!

— Слушаюсь, ваша светлость! — ответил полковник и, поклонившись, вышел из кабинета.

«А мы тем временем по французу ударим, — подумал Кутузов, проводив его взглядом. — Не то встали лагерем под Тарутино, канальи. Офицеры, наши и французские, повадились друг к другу в гости ходить[64]. Обсуждают, как после заключения мира пойдут вместе воевать Персию. Не будет вам мира! Война не окончена, пока хоть один враг топчет русскую землю…»

* * *