– Он ведь нам не папа, – ответил Джон. – Он даже не знал, как ведут себя папы, пока я ему не показал.
Ворчать не полагалось, и Близнецы закричали:
– Мы жалуемся на Джона!
Тут руку поднял Шалун. Он всегда вёл себя гораздо скромнее всех остальных (по правде говоря, у остальных скромности не было и в помине), и Венди относилась к нему особенно мягко.
– Как по-твоему, – спросил Шалун неуверенно, – я не могу быть папой?
– Нет, Шалун.
Если Шалун начинал говорить (что случалось не очень часто), он уже не мог остановиться. Как глупо, правда?
– Если я не могу быть папой, – произнёс он печально, – может, Майкл разрешит мне стать вместо него младенцем?
– И не подумаю! – отрезал Майкл.
Он уже улёгся в свою корзину.
– Если я не могу быть младенцем, – сказал Шалун ещё печальнее, – можно, я буду Близнецом?
– Нельзя! Нельзя! – закричали Близнецы. – Ты думаешь, это легко?
– Если я не могу быть никем интересным, хотите, я покажу вам фокус? – предложил Шалун.
– Не хотим! – заорали все разом.
Тогда наконец он сдался.
– Так я и знал, – сказал он с тяжёлым вздохом.
Тут всех словно прорвало.
– А Малыш кашляет прямо на стол!
– А Близнецы начали ужин со сладкого!
– А Задира ест фисташки с миндалём!
– А Задавака говорит с набитым ртом!
– Я жалуюсь на Близнецов!
– А я на Задиру!
– А я на Задаваку!
– Ох уж эти мне дети! – вздохнула Венди. – Жизни от них нет!
Она велела им убрать со стола, а сама села за штопку – целая груда чулок, и в каждом, как полагается, дырка на коленке.
– Ве-е-нди! – канючил Майкл. – Я уже вырос из люльки.
Но Венди и слушать его не желала.
– Должен же кто-то лежать в люльке, – сказала она. – А ты самый маленький. Без люльки в доме как-то пусто.
Она сидела и шила, а мальчики весело играли вокруг. Вглядись пристальнее в их весёлые лица! Запомни получше, как они пляшут возле камина! Таких счастливых вечеров в подземном доме было немало, но этот вечер последний.
Над головой у них послышались шаги, и Венди, конечно, первая их узнала.
– Дети, папа идёт! Он любит, когда вы встречаете его на пороге!
Наверху индейцы распростёрлись перед Питером.
– Смотрите в оба, смельчаки! Я сказал своё слово.
А потом, как всегда, мальчики втащили Питера за ноги из дерева в дом. Они частенько делали это и раньше, но сегодня – в последний раз.
Мальчикам Питер принёс орехи, а Венди сообщил точное время по крокодильим часам.
– Ах, Питер, ты их балуешь, – сказала Венди, притворяясь недовольной.
– Ну что ты, старушка! – ответил Питер, вешая ружьё.
– Это я ему сказал, что мам надо называть «старушка»! – шепнул Майкл Задире.
– Я жалуюсь на Майкла, – тут же сказал Задира.
Первый Близнец подбежал к Питеру:
– Пап, мы хотим танцевать!
– Танцуй, танцуй, мой мальчик! – ответил Питер.
Он был в чудесном настроении.
– А мы хотим, чтобы ты тоже танцевал!
По правде говоря, Питер танцевал лучше их всех, но он прикинулся удивлённым:
– Я?! Да мои старые кости будут так греметь, что заглушат музыку.
– И мама тоже!
– Что?! – воскликнула Венди. – До танцев ли мне, с такой оравой?
– Но ведь сегодня суббота, – уговаривал Малыш.
Вряд ли это была суббота, во всяком случае, мальчики не могли этого знать, потому что они давно уже потеряли счёт дням; но каждый раз, когда им чего-нибудь очень хотелось, они говорили: «Ведь сегодня суббота» – и добивались своего.
– Верно, ведь сегодня суббота, Питер, – сдалась Венди.
– С нашими-то фигурами, Венди!
– Но ведь мы среди своих! Это наши дети…
– Да, ты права!
В конце концов мальчикам разрешили потанцевать, только велели сначала надеть ночные рубашки.
– А знаешь, старушка, – сказал Питер, греясь у камина и глядя на Венди, вертевшую в руках чулок с огромной дыркой на пятке, – нет ничего приятнее на свете, чем сидеть вечерком у огня в кругу своей семьи, наслаждаясь заслуженным отдыхом!
– Да, это чудесно! – подхватила Венди. Она была ужасно довольна. – А знаешь, Питер, у Задиры твой нос.
– А Майкл становится похож на тебя!
Венди подошла к Питеру и положила руку ему на плечо.
– Милый Питер, – сказала она, – у нас теперь столько детей, и я, конечно, уже не та, что прежде. Но ты не хочешь никаких перемен, правда?
– Не хочу, Венди.
Конечно, он не хотел никаких перемен, но посмотрел на неё как-то странно – часто моргая, словно не знал, спит он или бодрствует.
– Что с тобой, Питер?
– Я просто подумал, – ответил он испуганно, – это ведь всё понарошку, правда? Будто я их отец?
– Ну конечно, – сказала Венди сдержанно.
– Видишь ли, – продолжал он виновато, – я почувствую себя таким стариком, если я им взаправду отец.
– Но они наши дети, Питер, твои и мои.
– Но ведь это не так, Венди? – спросил он с тревогой.
– Конечно нет, если ты этого не хочешь, – ответила она.
В ответ послышался вздох облегчения.
– Питер, – сказала Венди, пытаясь придать своему голосу твёрдость. – Как ты ко мне относишься?
– Как преданный сын, Венди.
– Так я и думала.
Она встала, ушла в дальний угол комнаты и села там.
– Ты какая-то странная! – недоумевал Питер. – И Тигровая Лилия тоже. Она хочет мне кем-то быть, но только не мамой.
– Конечно не мамой, – сказала Венди холодно.
Теперь я понимаю, почему ей не нравились индейцы.
– Тогда кем же?