— Я думаю, что это была неизбежная историческая необходимость. Были предприняты огромные усилия, чтобы попытаться достичь исторической справедливости. Таким образом, был создан прецедент, хотя потом об этом много спорили. Я не разделяю точку зрения негативистов, которые отрицают все произошедшее. Исторические факты настолько очевидны, что отрицать их — значит, совершать преступление. Спорят (иногда с хорошими намерениями) по поводу того, не применялось ли в данной ситуации законодательство или не вершилось ли правосудие аd hoc, то есть применительно только к данному случаю (и частично это правда). Но ведь никакой лучшей процедуры не существовало! Хуже была бы просто чистая месть — казнь тех, кто нес ответственность за совершенные ужасы. Напротив, творцам этих ужасов было позволено иметь набор гарантий с целью защиты, чего они сами, кстати, никогда не предоставляли своим жертвам. Таким образом, я вижу это ясно: Нюрнбергский процесс — это историческая необходимость, чрезвычайный прецедент для раздумий о том, что произошло и что было потом, и наконец, печаль по поводу того, что история мало чему нас учит, потому что историю, как вы правильно отметили сейчас, мало изучают.
Да, после того ужаса, каким была Вторая мировая война, к сожалению, не все ответственные за это были привлечены к суду. Правда, никто к этому и не стремился. К суду привлекли лишь главных виновников. А вот потом в течение какого-то времени было желание забыть весь этот ужас. Люди не слишком заинтересованы в том, чтобы узнать историю, особенно если она им не нравится. Лично я убежден, что будущее можно построить лишь тогда, когда мы хорошо знаем прошлое.
— Как вы считаете, справедливо ли было решение Нюрнбергского трибунала?
— Да, и прежде всего восторжествовала справедливость по отношению к осужденным. Хотя на самом деле тех, кого следовало судить, как я уже сказал, было больше. Иными словами, многие избежали справедливого возмездия. Но прежде всего, впервые с точки зрения уголовного правосудия была установлена историческая справедливость. Несмотря на то что прозвучало много критики, это является ни с чем не сравнимым шагом вперед в человеческой цивилизации, ведь фактически произошел сдвиг в мировом сознании.
— Что для вас лично значит День Победы 8 (9) мая?
— Я принадлежу к поколению, так сказать, почти послевоенному: я родился в 1942 году. Для меня это означало окончание ужаса, отпечатавшегося в моих глазах, — ужаса, который не мог повториться снова. Однако следует понимать, что в моем случае — а я полжизни прожил при диктатуре, привязанной к оси Берлин — Рим, — и подтверждением тому служит дата презентации этого доклада, 9 Мая это не просто день окончания войны. Это переломный момент, когда жители Европы впервые начали понимать, что они должны решать свои проблемы путем союза, объединения, а не разъединения.
— Судьбы мира во многом зависят не только от нынешнего поколения, но и от подрастающего. Не кажется ли вам, что сегодняшняя молодежь несколько инфантильно относится к изучению причин возникновения Второй мировой войны и ее итогов, очень мало знает о Нюрнбергском процессе, который сыграл большую роль в установлении нынешнего миропорядка? В этой связи напрашивается вопрос: как, по-вашему, надо ли больше внимания уделять образованию молодежи касательно этой проблематики?
— Мы живем в эру глобализации, в информационных сетях — в том, что называется «сетевым обществом». Поэтому, скажем так: молодежь, да и все общество в целом, располагает бóльшим объемом информации, чем когда-либо ранее. Однако это не значит, что молодежь лучше образована или имеет больше знаний. Поскольку сетевое общество, дающее много информации, в то же время создает большие сложности в том, чтобы отличить правдивую информацию от лживой. Если сегодняшняя молодежь хочет узнать, что же произошло на Нюрнбергском процессе, у нее есть две возможности: первая — как следует изучить материалы Нюрнбергского процесса, чтобы понять их смысл, и вторая — открыть «Википедию» или что-то в этом роде и принять на веру кучу противоречивой информации. В этом-то и заключается опасность современного общества. Я считаю, что нужно учить молодежь повсюду — от Атлантического океана до Урала. Эта разновидность гуманистического образования, во-первых, встречается крайне редко. Во-вторых, ее не обеспечивает сетевое общество. И в-третьих, руководство стран Европы не имеет достаточного гражданского мужества для того, чтобы образование везде имело единую базу. А мы должны это сделать, поскольку принадлежим к одной цивилизации. Мы должны предпринять конкретные действия для того, чтобы молодые люди понимали, откуда мы пришли. И это поможет им и поможет нам понять, куда мы идем.