Плач Минотавра

— Нет для меня доли желанней, господин. Но в Дельфах меня ждет смиренное служение Аполлону, без которого магические силы мои иссякнут.

— Ерунда! Мы построим храм Аполлона в Кноссе. Пифии не ждут твоего возвращения. Я сказал им, что выпущу тебе кишки, если ты не справишься со своей задачей. Они, кстати, не слишком-то волновались о твоем будущем.

Поразмыслив, я решил, что воля Миноса отвечает моим тайным устремлениям. Как я мог оставить Кносс, после того как познал его вечно меняющиеся улицы, познакомился с его никуда не спешащими обитателями и рыжими девушками? Местные жители полюбили меня, а Пасифая в благодарность за воскрешение Главка предложила мне свою защиту. К тому же и кноссцам, и ахейцам нравились мои незатейливые стихи и песни.

Я быстро убедился в том, что быть наставником — работа не из легких. Свои занятия с Главком я решил начать с того, что я на самом деле умел: петь и аккомпанировать себе на лире. Музыкальные способности у царевича были не ахти, но уж если я что и понял в жизни, так это то, что упорный и целеустремленный человек всегда может научиться тому, что умеют другие (эта несложная истина помогла мне забыть о зависти к талантам многих моих товарищей). Главк, правда, и думать не хотел ни о чем, кроме драк с товарищами по играм, и его музыкальные потуги распугивали не только птиц в окрестных садах, но и дворцовых слуг.

— Твой сын не хочет учиться предвидению, — сказал я Миносу при очередной встрече. — Он предпочитает заниматься другими вещами.

— Не думаю, что неумение петь может помешать видеть будущее. Я тоже не могу запомнить твои нескончаемые песни, которые, кстати, никогда не говорят о будущем, а рассказывают о делах прошедших. Они кажутся мне надуманными, завиральными и, честно говоря, скучными.

— Дело здесь не в том, чтобы запомнить стих, но в том, чтобы усвоить метр. Потом стихи пойдут сами собой. Будущее изменчиво и неопределенно, как и прошлое, которое всегда рядом, но окутано скрывающей и искажающей его дымкой: делая предсказания, ты словно вспоминаешь что-то давно забытое. Чтобы научиться видеть будущее, надо уметь вспоминать и отбрасывать ложные домыслы и догадки. Главк даже не слушает меня. Почему ты не хочешь, чтобы его воспитывали как воина? Он желает этого больше всего на свете, и мне кажется, что никто его не изменит, и уж точно не жалкий предсказатель вроде меня.

Убедить Миноса в бесполезности возложенной на меня задачи оказалось еще сложнее, чем научить Главка предсказывать будущее. Даже несмотря на то что в последнем мы с царевичем были где-то на одинаковом уровне. Я смирился со своей участью и продолжил напрасные уроки.

Однако спустя какое-то время Главк огорошил меня самым настоящим пророчеством. Мы с ним сидели на одной из смотровых площадок восточного крыла. Вдруг царевич затрясся мелкой дрожью, глаза его побелели, и он сказал:

— Земля стремится уйти из-под моих ног.

Я оторопел: пророчество можно было принять за очередную дурацкую шутку, если бы не тон и не слова. Я было подумал, что царевич серьезно заболел, но той же ночью случилось одно из столь частых на Крите несильных землетрясений, и наутро я с удивлением обнаружил, что смотровая площадка, на которой мы сидели, рухнула, не выдержав колебаний земли.

Вероятность того, что я, не имея ни малейшего представления об искусстве предсказания будущего, смог обучить этому одного из сыновей Миноса, встревожила меня еще больше, чем мысль о том, что я никогда ничему не смогу обучить царевича. Я и так был порядком напуган тем, что мои наспех выдуманные предсказания все чаще сбывались, не говоря уже о том, что я смог оживить Главка. Как бы то ни было, при следующей встрече я попросил Главка, чтобы он плюнул мне в рот. Он с удовольствием выполнил мою просьбу, подумав, что это какая-то игра. Пифии говорили, что при помощи этого обряда наставник может забрать у ученика все, чему он его научил.

Под тисами

Хотя мои занятия с Главком и нагоняли на меня смертную тоску, сил они отнимали не так уж и много. Свободное время я посвящал исследованиям изменчивого и скрытного Кносса. Как и любой другой чужеземец, я тщетно пытался считать шаги и запоминать перекрестки. Мне удалось лишь выучить какие-то повседневные маршруты. Сбившись с пути, я вынужден был обращаться за помощью к жителям города, чьи ответы превосходили все мои поэтические потуги: «Пусть шаг твой будет быстр, подобно мечтам. Дойдя же до угла, поверни, словно скрываясь от себя»; «Спускаясь по этому склону, остановись, поразмысли, поднимись обратно и вновь начни спускаться; лишь тогда сбоку появится небольшая улочка: войди в нее полным надежд»; «Иди все время прямо, пока не дойдешь до белой площади плача, потом наберись терпения, чтобы дождаться единственной улицы, ведущей за пределы площади; не вздумай идти по первой, выбери третью или, на худой конец, вторую».