Плач Минотавра

Теперь горящие факелы освещали наш путь, и чем дальше мы углублялись в Магог, тем оживленнее становился город. Словно во сне, я увидел, как по улице, взявшись за руки, бегут две девушки в одеяниях Богини; видел пьяного старика, мирно храпящего на углу улицы, каких-то людей, оживленно пирующих за столом, выставленным посреди улицы; бродячих музыкантов, за которыми двигалась толпа танцующих; старух, собравшихся погреть руки вокруг больших костров; детей, играющих в мяч, мужчин и женщин, кувшинами пьющих веселящее кносское вино… Здесь, в Магоге, городе, недоступном тем, кто отвергал Богиню, бесконечным потоком текла та праздная и беззаботная жизнь, что ушла из Гога с приходом Астерия и его людей.

Мы с Ариадной присоединились к одной из многочисленных компаний. Сначала нас угостили вином, затем какой-то молодой музыкант, к вящему моему удивлению, передал мне мою лиру из черепашьего панциря, которую я оставил во дворце. Пьяный от вина и листьев плюща и гордый тем, что меня здесь ждали — моя лира недвусмысленно говорила об этом, — я, сам того не ожидая, запел песню, текст которой навсегда запечатлелся в моей памяти:

Коли в локонах ее манящих,
в темной бездне, заблудился ты,
а ее две длани указуют
два пути на лабиринт мечты,
позабудь о страхе перед вечным,
позабудь об узах бренных дней,
бросься в море: и тебя накроют
волны иль поднимут.
Слейся с ней
в тот миг, что канет в вечность…
и она, и время необъятны.

Когда я закончил, на мгновение воцарилась тишина, затем слушатели разразились овациями. Незнакомая женщина в одеждах Богини подошла ко мне и поцеловала в губы, выказывая свое восхищение. Прежде чем она отвернула свое лицо, я успел заметить, что из-под белой маски на меня глядели оливковые глаза Пасифаи. Другие музыканты заиграли веселую музыку, Пасифая взяла дочь за руку и начала танцевать. Я оставил свою лиру и присоединился к танцующим. Я почти не помню ту ночь, знаю лишь, что покинул Магог на рассвете вновь в сопровождении Ариадны. Удалившись в свои покои, я завалился спать, чтобы наутро проснуться с первым из моих жесточайших критских похмелий, и всю ночь мне снилось, как Богиня с головой кобылицы вырывает из моей груди сердце и съедает его у меня на глазах.

Ибо Богиня такова: она прекрасна и жестока, она дарит мужчинам наслаждение и терзает их, потому они и ненавидят ее настолько, что предали ее забвению, навечно заперев в эмпиреях.

Дни города снов

С первого же мгновения Магог стал смыслом моей жизни. Следуя за моей путеводной звездой Ариадной, я отдался ее миру, в котором день был коротким и неясным, подобно сну, а ночь — прекрасной и полной жизни.

Каждую ночь Ариадна отводила меня в Магог и, прежде чем я успевал что-нибудь предпринять, исчезала до утра. Мое сердце разрывалось от радости и тоски: поцелуй Ариадны и ее откровенное презрение оставили в моей душе пустоту, которая заполнилась меланхолией и желанием. Мои песни, что плакали о ней, не называя ее, сделались короткими и горькими. Скоро моя кожа, давно не видевшая солнца, стала белее белого, а моя страсть к вину приобрела такую же известность, как моя музыка, каждый вечер собиравшая толпы слушателей.

Среди тех, кто приходил меня послушать, я заприметил одну молоденькую бледную девочку. Она часто бывала на моих выступлениях, а однажды вечером подошла почти вплотную ко мне и встала, глядя на меня жалостливым взглядом, столь странным для человека, привыкшего к властным кносским женщинам.

Я был уже пьян и отпустил вожжи своего красноречия. Потом я узнал, что девочку звали Эвридамия и что она была родом с Лемноса. Вместе с родителями ее привезли на остров во времена освоения лабиринта. Отец Эвридамии исчез в одной из пропавших экспедиций, а мать, по ее словам, «отдали на съедение Минотавру».

К тому времени Дедал, считавший освоение лабиринта главным делом своей жизни, уже успел поведать мне его историю со всеми подробностями; но о запертом в лабиринте человекобыке он едва упомянул, а доходившие до меня слухи казались небылицами, и я не принимал их на веру. Эвридамия рассказала мне, что Минотавр питается мясом рабов, привезенных с окрестных островов. Сама же она росла служанкой в одной из ахейских семей: такова была обычно участь всех детей рабов, которых держали в качестве прислуги до того времени, пока они подрастут, а затем отправляли на съедение Минотавру. Эвридамия спаслась от страшной участи, сбежав из семьи, где служила, и укрывшись в трущобах Кносса.